– Не без того, – согласился Эмиль. – В любом случае Тигиль не станет нас ждать! Может, если весточку оставит. Что касается меня, я бы поспешил.
Все-таки Эрик – наивный человек. Да, если Тигиль еще не ушел по весне в море, он наверняка что-нибудь да знал. Но, в таком случае, ставлю на все что угодно, он давно уже в Синем Лесу или даже в Перепусках.
– Ух ты! – резко остановился Эрик. – Да глядите же вы!!! Стойте! Ведьма вас!
Преодолев неведомую силу, что сама несет ноги по спуску, я врезалась в Эрика, он ухватил меня за локоть и ткнул пальцем в небо.
– Смотри!
Со стороны Хвойного Леса, точно парус, колыхаемый ветром из стороны в сторону, приближалась гигантская черная туча. Сначала она была похожа на огромный рой мух, но когда она накрыла собой полнеба, стало ясно, что это галки. Тысяча галок, десятки тысяч! Они понеслись над нашими головами, и тишина садов и полей вздрогнула от их пронзительных криков. Галки будто вырвались из плена, так они спешили!
– Разорались-то! Весне что ли радуются? – проговорил Эрик.
Мы запрокинули головы и пораженно смотрели, как силуэты встревоженных птиц разрезают занавес дождевой пыли. Темным маревом затянулось небо, сотнями пролетали они над Последним Холмом, проносили блеск тугих крыльев, и ныряли в долину. Галки вовсе не радовались весне, что-то подгоняло, что-то несло их, я чуяла этот неуловимый, с горечью, вкус – вкус тревоги. Галки летели и летели.
"Нет на свете таких стай." – подумала я. – "Нет!"
– Видели когда-нибудь подобное? – нарушила молчание Ив.
– Бывало, – ответила я. – Серные ведьмы... Эти мешки с отравою! Их было еще больше!
– Но ведь это не ведьмы, а птицы, – резонно сказала малышка.
– Уж точно! Птицы! – Эрик снял с плеча белую кляксу, обтер руки о штаны и сплюнул в лужу. – Такая туча! Несутся как сумасшедшие!
– Дурной знак. – Вытирая птичий помет с арбалета, произнес Эмиль.
– Ладно тебе, – махнул рукой Эрик. – Дождем смоет, ерунда! – он помолчал, смотря, как черное облако птиц качается над долиной. – Я вот что думаю, Эм: надоела эта долина до ведьмы. Если удастся сторговать лошадей на Молочном Хуторе, могли бы поспеть в Гавань к завтрашнему утру.
– Размечтался! До Купеческой Гавани можешь даже не вспоминать про лошадь. Весна! Все до единой – в полях, так что терпи, братишка! – Эмиль потрепал брата по плечу и зашагал вперед.
Птичий ковер над головами поредел, разбился на пары, и, наконец, последняя галка унеслась в долину Зеленых Холмов. Тогда внезапный порыв ветра дождем ударил нам в лица, один порыв...
Не только Эрику хотелось поскорее оторваться от родных земель и умчаться в неведомые леса, из которых Синий – самый прекрасный. Но Эмиль, конечно, прав: весной у крестьян свободных коней не найти. Да и в Гавани, думаю, они сильно подорожали.
Дорога спускалась с последнего холма и бежала вниз, вдоль черных с зелеными прогалинами полей, в самую чащу Хвойного Леса.
НОЧЬ В ХВОЙНОМ ЛЕСУ
Глава 3, повествующая о сомнительной пользе сна на природе
Глава 3, повествующая о сомнительной пользе сна на природе
За целый день нам не встретилось ни единой повозки. Дождь моросил и моросил, мы вымокли до нитки. Эмиль беспрестанно смахивал с волос студеные капли, но они катились и катились, повисали на кончике носа и подбородке. Эрик даже не пытался бороться с дождем, он мрачно шагал по лужам и ворчал на погоду:
– Подумать только, природа распоясалась окончательно. Скоро май, а на тебе, – то ураганы, то дожди, то какие-то стаи сумасшедших птиц!
– Флюгер жалко, – вздохнула Ив и поправила на плечике лямку скрипичного футляра. – Сердце ноет, что дом остался стоять без него.
Мы с Эмилем только переглянулись. Ив была права, – сердце ныло.
К вечеру дождь, наконец, приутих, и мы вошли в Хвойный Лес. Тихо и сумрачно показалось нам здесь. Высокие ели доставали до самого неба, и мы очутились в лабиринте их распростертых лап. Мы шли и шли, и не заметили, как исполинские ели потемнели, а их угловатые зеленые тени двинулись на дорогу сплошной стеной. Холодало. Темнота подползала незаметно, кралась, как кошка, ложилась под кусты и деревья, лизала ноги и поднималась из-под земли. Мы были в пути весь день с раннего утра, и с непривычки устали. Один Эмиль впереди шел бодро, нисколько не сгибаясь под тяжестью заплечной ноши. Глядя на него, волей-неволей приходилось тащиться следом.
Так уж повелось, что куда бы ребята не отправились, они везде тащили за собой музыкальные инструменты. Эрик и шагу не мог сделать без гитары, флейта Эмиля вообще охранялась законом его веры в пугих ундин, а скрипичный футляр на плече Ив давно стал главной частью ее изящного образа. Я тоже брала с собой краски и немного бумаги, но они хранились тайно, в непромокаемой части рюкзака. Таким образом, мне и Эмилю, чья флейта весила не больше килограмма, доставалась вся походная утварь и основной провиант. На боку моего рюкзака путешествовал котелок, а Эмиль тащил и топор, и керосин, и чайник.
Первым остановился Эрик, он тряхнул плечом, от чего рюкзак шлепнулся прямиком в лужу.
– Все! – сообщил он. – На сегодня лавочка закрывается.