Ветра Унтара (СИ)

Между Эмилем и Эриком стояла Ив. Плавная, точно сама скрипка, изящная и грациозная, она была само совершенство, и она об этом знала. Белая нежность и струнная, пронзительная страсть. Она смотрела на Эрика, а Эрик смотрел на нее, от этого Ив казалась еще прекраснее. Даже зависть, дурацкая женская зависть, не могла остановить во мне художника — я любовалась. Я рисовала их тысячу раз и все же так и не смогла постичь, как инструменты, звучащие вместе, достают из человека всю душу, всю живущую в нем красоту, законы самой природы и страсти самой любви. Музыка, тут не поспоришь, на это способна.

Никто, кроме меня, не заметил, как облака стянулись над вершинами и взяли в кольцо хребет Инкабара. Никто не обратил внимания, как они пенятся и наливаются густым соком, как тяжелеют и гудят. Утро было прекрасным, но все же облака твердили о том, что будет дождь, а может быть даже гроза. Глупые Горы золотились в солнечной дымке и не чуяли, что тени уже потекли по ним холодным покрывалом. Минута, другая, и вершины посинели, насупились и сделались еще строже.

По тропинке, все еще светлому уголку склона, шел Хранитель Гор. Его не волновала перемена погоды и то, что мы осмелились выйти из заточения, он спешил к нам. Эмиль заметил его, опустил флейту, но Хранитель Гор только приветственно наклонил голову и жестом попросил продолжать. Он сел рядом со мной, у входа в пещеру, и тоже стал слушать музыку. Он слушал долго, пока небесные тени не догнали Песчаную скалу, и на нас не дохнуло холодным ветром. Тогда Хранитель Гор негромко, чтобы не мешать музыке, обратился ко мне:

— Неужели ты ничего не знала про арбалеты, Итта Элиман?

— Я знаю про них только то, что знают все. Мой дар не касается искусственных вещей.

— Дело не в этом. Твой дар касается Древнего мира. Я скажу тебе, ты должна знать. Если положить руки кому-то на плечи, можно увидеть даже далеких, очень далеких предков этого человека. Так вот, когда-то на свете жил народ с даром слышать и знать! — ветер поднял песок и швырнул его нам в лица, я поёжилась, но скорее от слов, чем от холода. — Твои предки были с тем народом. Итта Элиман, на тебя достаточно взглянуть, чтобы понять, что природа решила вернуть Земле Новой темный народ иттиитов. Тот, кто дал тебе имя, носил в себе их дар, поэтому и назвал тебя так. Не только иттииты были смуглы и прямоволосы, но лишь у этих людей встречались такие яркие раскосые глаза, за эти глаза многие называли иттиитов птицами. Моя память не даст мне солгать тебе, девочка. У тебя будет сын, но у него родятся дочери. Не пройдет и пяти веков, как новые иттииты научат мир чувствовать… Скажи, как давно к вам пришли арбалеты?

— Три… нет, четыре года назад, — с трудом подавив изумление, ответила я. Если я скажу, что была поражена, то я ничего не скажу.

— И ты ничего не почувствовала?!

— Я не помню… скорее всего, нет, — призналась я.

— Ты просто не умеешь использовать свой дар. Учись это делать. То, что ты узнаешь, тебе понравится. В твоей голове слишком много лишнего, освободись от этого. И здесь у тебя тоже должно гореть, — он коснулся сухим золотистым пальцем моего лба. Я вздрогнула, мне показалось, что лоб стал мягкий и палец прошел насквозь. Что-то затомилось, дернулось внутри меня, но Хранитель Гор убрал руку и улыбнулся мне тонкими губами. Только теперь я поняла, что Хранитель Гор очень стар.

— Улен говорил мне о тебе, Итта, и о твоих рыцарях, о близнецах Травинских, мальчишках, у которых сердца, как огонь, и о белоснежной девочке с даром красоты и очарования, даром Беспечных фей. Я рад, что увидел вас, но все-таки лучше бы это оказалось ребяческим баловством, а не участью, которая досталась вам. Я кое-что узнал за эту ночь, у вас мало времени для того, чтобы справиться с ветрами Унтара, но еще меньше представления о том, как это сделать. Так что надо поторопиться…

Нелегко было услышать все это вместе с музыкой дома, с которой куда привычнее стоять на вершине прибрежного холма и смотреть, как по туманному горизонту медленно тащатся в Купеческую Гавань рыбацкие шхуны. Но Хранитель Гор вряд ли понимал, что навсегда изменил для меня не только песню долины Зеленых Холмов, но и представление о самой себе. Как о многом мне хотелось спросить его потом, после. Как жалела я о том, что не осмелилась сделать это тогда, когда в Запретной Земле, перед самой грозой, впервые за тысячи лет, звучала музыка обычного мира, и сам Хранитель Гор сидел рядом со мной и слушал ее…

Когда в пыль обрушились мощные грозовые стрелы, и над вершинами Инкабара заворчал гром, Эмиль опустил флейту. Он вдохнул дождь всей грудью и торжествующе подмигнул мне. «Вот это правильно! — хотел сказать он. — Помнишь? Если первая гроза застанет меня без флейты, то… Помнишь, это было в апреле? Я все-таки встретил грозу, я успел, и я счастлив!»