Ветренное счастье

— А иде им там быть-то, ты у ней голову видал? Вот такусенькая! — надавив ногтем большого пальца на центр верхней фаланги указательного, Филька презрительно сморщился. — У етих самых черепах вся мысль в панцирь ушла, а у баб — в хитрость, потому оне и кажутся умными, а на самом деле все до единой как есть — дуры.

— Это кого ж ты тут так чихвостишь? — голос жены Ивана прозвучал над самым ухом незадачливого философа, и от неожиданности Филька вздрогнул и присел.

— А мы… ето… Вера Санна… про животных говорили, — чтобы исключить всякие сомнения относительно своей правдивости, Филька часто закивал. — Ну, так что, хозяин, пойдём к баньке, что ли, или как, ещё покурим? — не дожидаясь ответа Архипова, Филька подхватил в одну руку топор, в другую — ножовку и, с опаской поглядывая на архиповскую жену, на всякий пожарный случай бочком скользнул за дом.

Не чуя под собой ног, Марья бежала на старое кряжинское подворье, и сердце её было готово выскочить из груди. Она хватала ртом воздух и чувствовала горячую резь в боку, ватные ноги не хотели слушаться и то и дело цеплялись за выступы и неровности закаменевшей пыльной дороги. Накатывая тяжёлыми волнами, кровь шумно плескалась у неё в голове, и от этого шума Марье казалось, что из ворот каждого подворья на неё смотрят чьи-то глаза, а за спиной раздаётся осуждающее злое шушуканье. Устав от дикого напряжения, она длинно и громко выдохнула, но вырвавшийся звук был похож не то на стон, не то на всхлип, и ей стало только хуже. Сухое горячее дыхание опаляло грудную клетку и заставляло Марью то и дело облизывать пересохшие от быстрого бега губы и сглатывать густую слюну, прилипшую к гортани. От предчувствия непоправимой беды под ложечкой тоскливо и длинно подсасывало.

— Господи-и, только бы успеть! Кирюшенька, миленький, не умирай, родимый ты мой! — губы Марьи шевелились, но она не слышала своего голоса. — Пусть, пусть смотрят, пусть говорят что угодно, пусть! Мне всё равно: с кем ты и чей ты, лишь бы ты жил! Мне больше ничего, ничего не нужно! Слышишь? Только живи!

Корни деревьев выступали над землёй длинными кручёными верёвками и, мелькая у нее перед глазами, завязывались в узлы. Марья еле миновала последний пригорок, подбежала к калитке старого дома Кряжиных и, с трудом переводя дыхание, взялась за щеколду.

— Здравствуй, Маша, — неожиданно поверх руки Марьи легла чья-то горячая ладонь, и, невольно вздрогнув, она подняла глаза.

— Отец Валерий?.. — губы Марьи, готовые сложиться в привычную приветливую улыбку, внезапно побелели, и в её зрачках вновь плеснулся страх. — Вы… — запнувшись, она подняла на священника перепуганные глаза. — Он же не… — часто замотав головой из стороны в сторону, она отступила на полшага от калитки. — Вы же… Для чего вы здесь? — натянувшись, как струна, она замерла.

— Успокойся, девочка, Кирилл жив-здоров, — мягкий, добрый взгляд отца Валерия окутал Марью тёплом. — Я здесь не ради него, я пришёл поговорить с тобой.

— Со мной? — отец Валерий увидел, как Марья бросила беспокойный взгляд в глубь двора, и его лицо помрачнело.

— Да, с тобой.

— Я… я — обязательно… сразу же… только сейчас я очень спешу. Вы не пропустите меня?

Кивнув взгляд на пустое подворье, она уже сделала движение, чтобы проскользнуть в калитку, как над её головой раздался густой, бархатистый баритон батюшки:

— Нет.

— Нет? — в первый момент Марье показалось, что она ослышалась. — Что значит нет? — растерянно проговорила она, и её плечи опустились.

— Это значит, что тебе там делать нечего, — спокойно ответил он.

— Почему вы так решили? — выдернув свою руку из-под тёплой ладони священника, Марья отступила от калитки ещё на шаг, и в выражении её лица появилось что-то отталкивающее. — Зачем вы пытаетесь перекроить мою жизнь? Я не просила вас о помощи.

— Я прихожу не к тем, кто просит, а к тем, кто во мне нуждается, — отец Валерий открыл калитку, вышел со двора на улицу и, мягко оттеснив Марью, задвинул ржавую щеколду. — Если ты не против, я хотел бы поговорить с тобой, всего несколько минут, а потом, если ты решишь, что тебе это действительно нужно, я сам открою тебе калитку.

Прислушиваясь к стрекоту насекомых, отец Валерий несколько мгновений постоял на месте, а потом, бросив взгляд на сухую пыльную дорогу, медленно пошел вперёд, и, подчиняясь его желанию, Марья молча последовала за ним.