Ветреное сердце Femme Fatale

Марья Никитишна вскрикнула, прижала ладошку в митенке[20] к груди, объявила, что ее грабят при всем честном народе, просто режут ее без ножа, что конфеты были невкусные, а в кофе она обнаружила – вы только подумайте! – утопшего таракана.

– Ежели конфеты были такие невкусные, – отвечал Гаврила, которому поощрительная улыбка Любови Осиповны придала смелости, – что ж вы все их съели-то? Да и кофию тоже выпили две чашки, – без зазрения совести добавил он.

Марья Никитишна поднялась на ноги и, дрожа не то от старости, не то от праведного негодования, объявила, что она более ни минуты не останется в этом вертепе. И вообще мать Гаврилы, наверное, переворачивается в гробу, когда видит с небес все происходящее.

– Ну, ежели она вас видит, то, может, и переворачивается, – рассудительно заметил Гаврила.

Марья Никитишна замахнулась на него клюкой и, шипя и клекоча, как змея, которой прищемили хвост, удалилась прочь. По счету она, конечно, так и не заплатила.

– Спасибо тебе, Гаврила, избавил меня наконец от несносной особы, – сказала Любовь Осиповна, томно улыбаясь.

Гаврила поклонился и галантно объявил, что всегда рад исполнить любое ее желание.

– Что-то меня жара совсем разморила… – пожаловалась вдова. – Принеси-ка мне, дружочек, стакан лимонаду и к нему мороженого.

Гаврила сделал знак половому, и тот отправился выполнять заказ. Сам хозяин, завидев новых посетителей, подошел к ним. Это были Сергей Сергеевич Пенковский и его супруга.

– Что прикажете, сударь, и вы, сударыня?

– Ах! Гаврила! – вскричала Ольга Пантелеевна с таким выражением, словно видела его впервые в жизни. – Говорят, у тебя мороженое нынче знатное? Ну так неси, неси, неси!

Она обернулась и только теперь заметила Любовь Осиповну, которая критически разглядывала ее полосатое платье.

– Ах! Любовь Осиповна! Вы получили наше приглашение? Будете на нашем вечере?

– Непременно приходите! – поддержал супругу Сергей Сергеевич, лучась улыбкой. – Кстати, какие у вас новости от Тизенгаузена? Я бы хотел, чтобы он и мое дело взялся вести, – прибавил он.

– Какое дело?

– Да о том векселе. Согласитесь, почему я должен терять такие деньги?

– А вы что, их потеряли? – весьма двусмысленно осведомилась Любовь Осиповна. – Смотрите, Сергей Сергеевич, если дело дойдет до суда, я первая дам показания, что никакого векселя мой муж вам не давал!

Сергей Сергеевич, признаться, несколько переменился в лице после такого заявления, но тут же оправился и стал горячо заверять Любовь Осиповну, что событие то произошло уже после ее, пардон, скоропостижной смерти. Любовь Осиповна слушала его, томно щуря глаза, и только посмеивалась.

На веранде становилось все больше народу. Из своего номера спустился вниз доктор Никандров, появился Петр Иванович, поверенный, а немного позже зашла и Вера Дмитриевна в обществе своего старого дядюшки, отставного военного. Глуховатый дядюшка на все вопросы отвечал только «Да-с» да «Что-с?», но в особых случаях мог расщедриться на восклицания «Эх, нравы!» или краткое, но выразительное «Молодежь!».

– Вера Дмитриевна, голубушка! – вскричала Ольга Пантелеевна с улыбкой. – Вы получили пригласительные билеты? Так сегодня вечером приходите к нам с дядюшкой. Будет весело!

Ольга Пантелеевна улыбалась, потому что, раз Настасью Сильвестровну выставили за дверь, значит, Степан не женится на Вере. Но тут она заметила новую жертву – молодого человека с портфелем, в очках и с глубокомысленным лицом, который стоял внизу, на тротуаре.

– Максим Алексеевич! Как я рада вас видеть! Максим Алексеевич, вы придете к нам на вечер?

Ее муж, услышав эти слова, почему-то не выразил особого восторга.

– Оленька, ты что же, и судебного следователя собираешься пригласить? – сердитым шепотом спросил он. – На кой он нам нужен?

– А вдруг к нам воры влезут, как к Лопуховым? – возразила практичная Оленька. – К кому нам тогда обращаться придется?

Любовь Осиповна нахмурилась. Ей не нравилось, что жена какого-то акцизного чиновника стала вдруг царить здесь, на веранде, и забрасывала окружающих глупыми вопросами и неуместными шутками. Она решила, что надо во что бы то ни стало обратить на себя внимание, и тут весьма кстати в поле ее зрения появился здоровяк с бакенбардами, который как раз в то мгновение довольно сухо раскланивался с судебным следователем.

– Степан Александрович! – воскликнула Любовь Осиповна таким сердечным голосом, как будто только его и ждала все это время. – Не подниметесь к нам? Я так рада вас видеть!

Севастьянов стал отнекиваться, ссылаться на неотложные дела (которых у него, разумеется, не было), но отделаться от вдовы судьи было невозможно, тем более что по надутому лицу Оленьки она уже поняла, что удар достиг цели. Поэтому Любовь Осиповна встретила поднявшегося на веранду скучного здоровяка с широкой улыбкой и усадила его по правую руку от себя.

– Ну, рассказывайте, рассказывайте! – самым сердечным тоном велела она. – Как вы поживали тут без меня?