Ветреное сердце Femme Fatale

Он оделся, причесался, не забыл вдеть в петлицу бутоньерку и даже побрызгался духами, после чего все трое искателей приключений взяли извозчика и покатили к Белоголовцеву, адрес которого Амалия позаботилась узнать заранее в адресном столе.

Уже за сотню метров до места назначения Антоша заметил на улице оживление – у ворот толпились кухарки и дворники, и на всех лицах цвели глуповато-счастливые улыбки. К самому дому же было и вовсе не подъехать – столько возле него стояло экипажей, от довольно приличных до весьма обшарпанных.

Похоже, что о скромном коллежском секретаре Белоголовцеве вспомнили все, кто когда-либо встречал его на улице, в театре, в бане или в гостях; все, кто учился с ним в школе, кто служил в одном с ним учреждении, кто знал его дядю, его тетку, его троюродную сестру, двоюродного брата мужа той сестры и дядю крестной матери его жены. Родственники, друзья и просто знакомые ломились в дом толпами, тут же сновали вездесущие репортеры, и одного из них уже успели спустить с лестницы. Слышались охи, ахи, поздравления, восторженные возгласы, и уже какой-то даме сделалось в толпе дурно, и даму куда-то унесли, причем так и не вернули обратно.

Самого коллежского секретаря буквально рвали на части. Если бы на голове у него оставались волосы, они бы наверняка встали дыбом, но поскольку волос было ничтожно мало, то приличия оказались все же соблюдены. Илью Андреевича тискали, обнимали, ему заискивающе улыбались и пожимали руку, его хватали за фалды и насильственно заключали в объятья. За него предлагали тосты, ему совали выпить, подносили каких-то детей и просили не оставить своей заботой. Несколько нищих, прорвавшихся в квартиру, настойчиво требовали на водку, а когда наконец получили, стали клянчить еще и на чай.

В таком водовороте Казимира закружило, замело, он потерял бутоньерку и две пуговицы с сюртука. Вдобавок ко всему его благодаря внушительному виду приняли за представителя Государственного банка и стали хватать за руки, молить устроить как-нибудь выигрыш и им, и он насилу вырвался. Казимир помнил наказ Амалии – глядеть в оба и постараться найти в толпе того самого попутчика, который подсунул ему чемодан с бренными останками офицера и его сожительницы, но вокруг плыл какой-то хоровод полупьяных, льстивых, лицемерных и крайне гадких рож. Несчастный Казимирчик почувствовал, что еще немного, и ему станет плохо, и как за крайнее средство спасения ухватился за бутылку с коньяком. Коньяк оказался такой, что даже видавший виды поляк, привыкший к любым напиткам и даже таким, которые ни один человек не станет пить под страхом смерти, икнул и покачнулся на ногах. В состоянии полного просветления и окончательного примирения с миром он поискал, куда бы ему сесть, и недолго думая рухнул в ближайшее кресло. Лежавшая на кресле собачонка приглушенно взвизгнула и сделала попытку вцепиться зубами в то, что так бесцеремонно свалилось на нее сверху, но в его нынешнем состоянии Казимиру все было нипочем. Он пошарил рукой по сиденью, извлек из-под своего зада собачонку, которая сейчас казалась несколько сплющенной, и опустил ее на пол, после чего преспокойно задремал. Что касается Амалии и Антоши, то они потеряли его из виду еще до того, как успели прорваться в дом.

– Ты его видишь? – сердито спросила Амалия у своего спутника, который двигался рядом с ней и, несмотря на все усилия толпы разлучить их и растащить в разные стороны, каким-то образом ухитрялся удержаться возле нее.

– Нет, – признался Антоша.

Тут их заметил хозяин дома, узнал Амалию, прорвался к гостям, сказал, что очень рад, счастлив и вообще… Но тут его уволок какой-то огромный толстяк, который принялся громогласно укорять за то, что он совсем забыл родню своего дяди, зазнался и вообще не бывал у них сто лет. Робкие попытки Белоголовцева намекнуть собеседнику, что он видит его впервые в жизни, потонули во всеобщем шуме.

– Смотрите, а вот, кажется, хозяйка. Не та ли женщина, которую мы ищем? – прошептал Антоша, указывая на худую, ничем не примечательную даму с гладко зачесанными волосами мышиного цвета.

– Нет, не та, – отмахнулась Амалия. – Ей от силы тридцать, а дворник сказал, что той женщине было лет сорок пять.

Она поздоровалась с хозяйкой, передала ей сверток с подарком и привет от наспех выдуманных общих знакомых.

– Выиграть такие деньги – просто счастье! – воскликнула какая-то немолодая женщина, оказавшаяся поблизости.

Жена Белоголовцева кивнула.

– Да, – сказала она просто, – но мы его заслужили.

Прислуга металась с ошалевшими лицами, в дверь то и дело ломились новые гости, за стеной тонко заплакал ребенок. Казимир всхрапнул и повернулся на кресле. Что-то упорно тянуло его за штанину, и он проснулся. Взъерошенная собачонка, вцепившись в его брючину, тянула прочь с кресла.

– Брысь, щучья холера! – зевнул Казимир и дрыгнул ногой, чтобы избавиться от назойливого животного.