Ветреное сердце Femme Fatale

– Правильно мыслишь, – отозвалась Амалия. – Потому что, если бы преступником был Петька (а я, кстати, о таком варианте уже думала), то нет объяснения смерти Любови Осиповны. Ведь Петька никак не мог ее убить – он сам давно погиб в трясине.

– А если смерть Любови Осиповны вообще с теми давнишними убийствами не связана? – осмелел Антоша. – Что тогда?

– Такое тоже может быть, – к его удивлению, не стала спорить с ним Амалия. – Я же говорю, у меня нет почти никаких фактов, только догадки. Я полагаю, конечно, что если мы установим личность того несчастного, то сразу же многое поймем, но… – Баронесса нахмурилась. – Все очень странно. Мне, конечно, не нравится Чечевицын, но он все-таки опрашивал местных жителей. Да и Савва Аркадьич тоже пытался что-то выяснить, и никто ничего не знал. Никто никого не видел, никто не имел понятия, кто бы это мог быть… А между тем такое совершенно невозможно, пойми. Если тот человек, убийца, находился в наших краях, он должен был чем-то питаться и где-то жить, и уж хоть кто-нибудь наверняка должен был его заметить: приказчик в магазине, лакей в гостинице, приемщик на почте, хоть кто-нибудь… А так получается, что он словно с луны свалился и туда же сразу отбыл. Что-то тут не то.

– А если он скрывался от людей? – предположил Антоша вдохновенно. – Если он был… ну, не знаю… революционер, карбонарий… – Юноша заметил улыбку на лице Амалии и порозовел.

Казимир издал неприлично громкий храп, и молодая женщина неодобрительно покосилась на него.

– Трефовый валет… Ах, канальство! – простонал дядюшка, не открывая глаз, и снова провалился в сладкий сон, где вокруг него летали карты из колоды и складывались именно в те комбинации, которые ему были нужны.

– Революционер… – повторила Амалия и поморщилась. – Преждевременно, конечно, делать такие выводы, но… Он ведь действительно мог скрываться, хотя и не обязательно по политическим причинам… Только как бы это узнать?

4

«Заново опросить всех содержателей гостиниц и управляющих… Поговорить с Головановым, еще раз прочитать записки судьи… Что еще? Черт возьми, ведь должен же вестись в полиции реестр пропавших без вести… Ну и что? Не о всяком человеке заявляют, когда он исчезает, и каждый год находят трупы, которые потом хоронят как неопознанные…»

Лиза вышла встречать вернувшихся путешественников, и зоркий глаз Амалии, привычно продолжавший искать решение загадки, заметил, что горничная принарядилась к приезду господ в свое лучшее платье.

– Госпожа баронесса, – доложила Лиза, конфузясь и нет-нет да и поглядывая на Казимира, – там вас ждут… Из столицы, говорят, прибыли. С курьерским[39]…

Амалия шагнула в гостиную, и старый друг Саша Зимородков поднялся с дивана ей навстречу.

– Саша! Как я рада вас видеть! Надеюсь, мои люди хорошо вас приняли? Замечательно! Только, боюсь, мне придется вас разочаровать. В деле, о котором скоро начнут трубить все газеты, вовсе не фальшивомонетчики замешаны. Обычное убийство из-за лотерейного билета, который выиграл первый приз…

– Я знаю, – кивнул Саша, – я уже получил подробный отчет обо всем. Это феноменально… Портновская метка, надо же! Просто потрясающе… Но, по правде говоря, я здесь не поэтому, мне надо передать вам кое-что.

– Что именно? – полюбопытствовала Амалия.

– Вы, кажется, нашли труп Натальи Георгиевны Севастьяновой, урожденной Лапиной, которую убили при загадочных обстоятельствах несколько лет назад… – медленно начал Зимородков. Амалия Константиновна кивнула, не сводя с него пристального взора. – Так вот… Помните, ее муж получил странное письмо из Ялты, и вы в одном из посланий попросили меня навести справки… Позавчера я наконец получил ответ от ялтинского полицмейстера. Не угодно ли вам взглянуть?

Амалия взяла из его руки донесение, написанное разгонистым полицейским почерком. Ей понадобилось прочитать его два раза, чтобы до конца уяснить его смысл.

– Нет, – вырвалось у нее, – этого не может быть!

В донесении сообщалось, что Наталья Георгиевна Лапина в настоящее время живет в Ялте, где пытается лечиться от туберкулеза, что здоровье ее находится в плачевном состоянии и ее лечащий врач, доктор Ферзен, не ручается за то, что больная дотянет до зимы. Сама Наталья Георгиевна за те четыре или пять месяцев, что находится в городе, не обращала на себя внимание властей, вела себя тихо и скромно и ни в каких предосудительных делах не замечена.

– Так… – произнесла Амалия, вновь обретая присутствие духа. – Стало быть, я ошиблась… И очень хорошо, потому что, если бы вы видели беднягу ее мужа, вы бы меня поняли. – Она умолкла. – Но чей же тогда труп был в трясине? Почему там нашли обрывки ее шали, ее туфли и, наконец, ее кольцо? Воля ваша, Александр Богданович, но тут какая-то мистика… – Она вздохнула. – Кстати, я же просила вас навести справки еще и о подруге, с которой переписывалась покойная… то есть теперь уже ясно, что вовсе не покойная госпожа Севастьянова. Вам удалось что-нибудь узнать?

– Пока нет, – ответил Зимородков с сожалением. – Но я задействовал моих знакомых за границей и думаю, что недели через две мы получим ответ.