Ветреное сердце Femme Fatale

Однако разговора с земским врачом поначалу не получилось – он был завален работой и наотрез отказался принять богатую барыню, которая его не интересовала. Лишь после обещания Амалии выделить триста рублей на больницу врач смягчился и согласился уделить ей пять минут.

– Меня интересует убитый, которого выловили возле мельницы почти пять лет назад, – сразу приступила к делу наша героиня. – Я хочу знать о нем все, что только можно: рост, возраст, цвет волос… И особые приметы…

Голованов удивился, но все же ответил, что по поводу особых примет сказать что-либо затруднительно, потому что тело находилось не в том состоянии, дабы приметы можно было легко установить. Впрочем, то, в чем он уверен, он готов повторить хоть сейчас. Мужчина, рост обыкновенный, волосы темные… не старый, это точно, потому что седины в волосах не было. Если говорить о возрасте точнее, то Голованов уже выступал на суде, когда то дело разбиралось, и считает, что лет убитому было около двадцати пяти – двадцати семи.

Амалия поблагодарила доктора, сказала, что он ей очень помог, вручила деньги на больницу (чем сильно удивила Голованова, привыкшего, что богачи охотно дают обещания, но куда менее охотно выполняют их) и поехала в Д. Там она попросила Дмитрия отвезти себя к лимонадной немца Шмайхеля и вышла. Антоша, весь горя от любопытства, последовал за ней. Амалия хмуро оглядела близлежащие дома и двинулась вперед.

– Пока вас не было, отец два раза приезжал, – нарушил молчание Антоша. Ему казалось, что из Ялты молодая женщина вернулась хмурая и чем-то расстроенная, и он терялся, видя ее замкнутое красивое лицо.

– Зачем? – безучастно спросила Амалия.

– Звал меня обратно в лавку, – с готовностью откликнулся Антоша. – Ну а я ему ответил, что место садовника у вашей милости меня вполне устраивает.

Последние слова вместе с «вашей милостью» были явно позаимствованы из какого-то романа, и в другое время Амалия непременно обратила бы на них внимание, но сейчас ей было не до того.

– Отец другого адвоката сейчас ищет, – сообщил Антоша через десяток шагов.

На сей раз спутница все-таки взглянула на него с интересом.

– Вместо Тизенгаузена?

– Да. С тем же скандал неимоверный приключился… и вообще…

– Дядя Казимир прилично себя вел в мое отсутствие? – внезапно спросила Амалия.

– Он-то? – Антоша подумал, сморщив нос. – Он двести двадцать рублей проиграл.

«Вот черт!» – с досадой подумала Амалия.

– А четыреста выиграл, – доложил Антоша, преданно заглядывая ей в глаза.

– У кого?

– У Пенковского Сергея Сергеевича и у Петра Ивановича, поверенного. Они все время, пока вас не было, в усадьбу приезжали и того… в карты резались.

– А, ну тогда ладно, тогда ничего, – сразу же подобрела Амалия, узнав, что бойкий дядюшка обставил в карты двух ее недоброжелателей. – Что это за дом?

– Модная лавка, – с готовностью пояснил Антоша. – А на втором этаже – меблированные комнаты.

– Дом вроде бы новый или его просто недавно покрасили?

– Два года, как выстроен, сударыня.

«Значит, не здесь», – сообразила Амалия и ускорила шаг.

– Мы что-то ищем? – отважился спросить Антоша, видя, что она оглядывает каждое здание, попадавшееся им по пути.

– Да, – ответил Амалия. – То есть…

На самом деле она искала дом, который расположен на пути от лимонадной к жилищу Марьи Никитишны, – тот самый дом, возле которого Натали Севастьянова могла встретить художника Петелина.

«Гостиница, трактир, меблированные комнаты… – думала Амалия. – Он скрывался, это точно, потому что не был рад встрече со старой знакомой. Или же потому, что та могла что-то увидеть? Увидеть, где он живет, к примеру…»

Баронесса остановилась.

– Что это? – спросила она, кивая на большое здание перед ними.

– Это? – удивился Антоша. – Склад моего отца. Он там товары держит.

– Я не заметила вывески, – ответила Амалия.

– А ее и нет, – отозвался Антоша, пожимая плечами. – Всем в городе и так известно, что здесь его склад.

– Вот как? И давно он снимает здание?

– Не снимает, сударыня, оно его собственное. Лет семь как, наверное. Раньше тут были одни пустыри, а сейчас ничего, строят помаленьку.

Они дошли до маленького домика Марьи Никитишны, который стоял на самой окраине, и только тут Амалия разглядела, как живет старая сплетница. Наверное, у старушки самое ветхое, самое кособокое, самое унылое жилище в городе. Старая черепичная кровля давно не обновлялась, в саду кругами ходила грустная дряхлая собака с белым пятном на спине. У Амалии невольно сжалось сердце. В покосившемся домике было что-то от самой Марьи Никитишны, казалось, он вот-вот завалится набок и к нему страшно даже приближаться, однако на самом деле дом, конечно, стоял уже не первый десяток лет и столько же времени вводил в заблуждение всех прохожих.

– А что теперь? – спросил Антоша.

Он предвкушал немедленное раскрытие какой-то захватывающей тайны, однако Амалия обманула его ожидания. Баронесса осторожно переступила через ручеек воды, чтобы не замочить ботинки, и улыбнулась ему.

– А теперь мы возвращаемся домой, – сказала она.

9

– Дядюшка Казимир!