Ветреный

Антон выставил меня без ничего: без одежды, денег, украшений, не дал забрать даже косметику. Единственное, что он сделал в конце — дал водителя, чтобы тот отвез меня к сестре. Первое время мы жили у нее, а потом поняли, что нам нужно переезжать. Съезжать с отличного района, чтобы не столкнуться с Антоном. Мы променяли хороший район на хрущевку и у нас остались деньги на жизнь. Марина устроилась на работу, а я сидела с Данькой, потому что в садик ему еще рано.

— Ая, — кричит Данька и подбегает ко мне, обнимая за ноги.

Я улыбаюсь и присаживаюсь на корточки. Рассказываю ему, что иду смотреть на маленького ребеночка внутри животика. Даня еще маленький, но он кивает так по-взрослому, будто все понимает.

— Уверена, что не хочешь никому рассказать? — спрашивает сестра, когда я возвращаюсь к зеркалу.

— Кому? — я усмехаюсь. — Антону? Сказать, что я беременна и сидеть взаперти? Нет уж, спасибо, — я отмахиваюсь и подвожу губы помадой.

— Я не об Антоне.

— И где мне его искать? — я не рассказала сестре, что видела Ника пару дней назад. Смолчала и не стала ничего говорить, чтобы не слушать нотации о том, что я должна сказать. Не должна. Ребенок мой и точка.

— Ты же виделась с ним.

Я замираю с кисточкой у губ, разворачиваюсь к сестре и смотрю на нее, пытаясь понять откуда она знает.

— Что? — восклицает она. — Ты себя в зеркало видела тогда? Как будто призрака увидела, но счастливая, Аля.

— Перестань, — я отмахиваюсь. — Случайно столкнулись на улице. Что я должна была сказать? Я беременна, но не уверена, что от тебя?

— Ты уверена, Аля.

— Нет.

— Да.

— И почему же ты не рассказала Вадиму о беременности? О том, что у него есть сын? Ты хранишь эту тайну два года, почему не найдешь его и не расскажешь?

— Это другое, — уклончиво отвечает сестра.

— Нет, это то же самое.

Я знаю что надавила на больное, но и она не должна была упоминать о Нике. Я и так сомневаюсь, думаю, что должна была сказать, расставляю по полочкам “за” и “против”.

Я добираюсь в поликлинику несколько часов из-за пробок, которые спровоцировал снег. Несмотря на это я успеваю к своему времени и даже прихожу чуть раньше.

Захожу к доктору после предыдущей посетительницы и здороваюсь, после чего ложусь на кушетку и с замиранием сердца жду УЗИ.

— Папочка не будет с вами? — зачем-то спрашивает врач и все, что я могу мотнуть головой.

Чувствую прикосновение геля к животу и жду датчика, но в это время дверь распахивается и доктор говорит:

— Молодой человек, вам кого?

— Я отец, — слышу до боли знакомый голос, а затем вижу Ника.

Он осторожно подходит к кушетке и останавливается за спиной врача, смотря на мой живот. Я чувствую, как сердце начинает биться быстрее, Ник смотрит на меня, оценивает, проходит колючим взглядом по моему телу и останавливается на лице. Мы смотрим друг другу в глаза, но наш зрительный контакт разрывают слова доктора:

— Папочка, идите к мамочке за спину, присядьте и смотрите вверх, там будет видно вашего ребеночка.

Ник подходит ко мне, присаживается на корточки, и я чувствую, как на мои плечи ложатся уверенные горячие ладони. Он чуть сжимает мое тело, а затем я слышу тихий шепот:

— Я с тобой, Ангел.

Я смотрю на экран, куда указывает доктор. Нам показывают ручки, ножки, головку, мне кажется, я даже различаю носик, хотя понимаю, что на самом деле ничего там не вижу.

— У вас мальчик, видите? — я счастливо киваю и чувствую, как по щеке пробегает одинокая слеза, которую тут же стирают заботливые руки Ника.

Я не могу поверить в то, что он здесь, рядом, со мной. После всего, что произошло, после того как я вернулась к Антону, Ник все еще рядом. Я встаю и он отпускает меня. Доктор записывает результаты УЗИ, говорит, что с ребенком все хорошо, он здоров. Я забираю карточку и выхожу в коридор, где Ник помогает мне надеть пальто и шапку.

Держась за руки мы выходим на улицу и только сейчас я решаюсь нарушить молчание:

— Ник…

— Он мой? — он перебивает меня и не дает сказать.

Задает вопрос, которого я ждала и боялась. Боялась, потому что не знала что отвечать. Да и сейчас едва ли знаю. Я отвожу глаза, но Ник хватает меня за подбородок и вынуждает поднять на него взгляд.

— Отвечай.

— Я не уверена.

— О, ну да. Ты же ушла к мужу. Как я мог забыть, что к этому прилагается и секс тоже, — он выплевывает жутко обидные слова, которые режут по душе.

— Да, Ник, все именно так и есть, — я вырываюсь и пытаюсь обойти его широкую фигуру, но он не дает: хватает меня за руку и разворачивает к себе.

— Мы не договорили.

— О, ну да. Я должна покаяться? Сказать, что все было не по любви? Или что он меня насиловал?

— Я надеялся, что ты соврешь, — Ник усмехается, а я не узнаю его.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Даже там, в отеле, он был все тем же хорошим Ником, да, старался изо всех сил, показывал себя с худшей стороны, но я ведь видела его взгляд, помню, как он смотрел. И вижу то, что сейчас. В его глазах застыла боль, отчаяние и злость. Я больше не вижу там того же дикого желания и воздыхания.

Мы изменились. Оба.