Ветряные мельницы надежды

Только голос внутри меня звучал все громче. Голос говорил: «Ты обманываешь себя. Он не придет. Никогда. Ты знала, что так будет. Знала, что он исчезнет, как только узнает правду. С какой стати ему приходить после того, что ты ему рассказала? С какой стати он захочет приходить?»

Я потопталась у скамейки еще немного и поднялась к выходу. Тони исчез навсегда. И самое печальное, что я его не винила.

6 СЕБАСТЬЯН. Танцующий под дождем

На следующий день вместо пробежки я пошел в видеопрокат и взял «Вестсайдскую историю» — с благословения Делайлы и за ее счет.

С кассетой я, конечно, вернулся к Делайле. А как бы иначе я посмотрел кино?

Делайле очень понравилось мое новое имя.

— Тони и Мария! — воскликнула она. — Это же здорово. «Ромео и Джульетта» в нынешнем пересказе. Хотя фильм-то снят в начале шестидесятых. Не такая уж и современная история. Если так дело пойдет, сынок, в скором времени ты посмотришь и фильм, снятый после твоего рождения. Безо всяких песен и танцев.

— А мне нравится с песнями и танцами. «Ромео и Джульетта» — это что?

— Шутишь, сынок? Шутишь, верно? «Ромео и Джульетта». Уильям Шекспир, а-а?

— Шекспира знаю. Отец на днях велел прочитать «Юлия Цезаря». А «Ромео и Джульетту» никогда не давал. Про любовь?

— Нет, сынок, не про любовь. Про Великую Любовь.

Тогда понятно, почему я читал «Юлия Цезаря». Любовных историй мне отец читать не дает. Он в них не верит. Называет «романтическим слюнтяйством и беспардонной кражей времени».

— Совсем забыл! — сказал я, пока Делайла включала телевизор. — Я ведь попробовал хот-дог!

Она перестала возиться с видеоплеером, обернулась ко мне и округлила глаза. Вроде я вдруг заговорил на чужом языке.

— Ты раньше не ел хот-догов?

— Никогда.

— А что вы с отцом едите?

— Все, что полезно для здоровья. Только полезные продукты. Ничего из того, что продают на улицах. Никаких горячих претцелей[4] или пиццы… ну, вы понимаете. Отец говорит — это отрава и от нее сразу умрешь. А я съел хот-дог — и ничего!

Делайла все равно смотрела на меня как на иностранца.

— Ты в жизни не съел ни единого кусочка пиццы?

— Нет. А разве вкусно?

Она подняла глаза к потолку, будто молилась. Будто совета у высших сил спрашивала. Наконец покачала головой и захромала к столику у двери, где лежала ее сумка. Покопавшись в сумке, достала кошелек и вынула двадцатку.

— Держи. Немедленно топай отсюда. По куску пиццы-пепперони каждому из нас плюс по претцелю. Побольше горчицы для претцелей. Пицца с двойным сыром, если будет. И не смей возвращаться без угощения. Кто-то должен научить этого ребенка жизни.

* * *

Совсем не похоже на красивую жизнь счастливых людей из «Поющих под дождем». «Вестсайдская история» — это про головорезов из жутко бандитского района Нью-Йорка. Но все равно смешно. Вот представьте: английские хулиганы держат в страхе целые улицы, воюют с пуэрто-риканскими хулиганами — и при этом щелкают пальцами и танцуют. Или спасаются бегством, или дерутся — а сами танцуют. Разве не смешно?

Поначалу никаких Тони и Марии не было. Все о том, каково быть «Ракетой», то есть членом белой банды. Слишком долго — мне почти надоело, я ведь Тони с Марией ждал.

Честно сказать, я бы просто извелся, если бы одна вещь не скрашивала ожидание. Точнее, две вещи. Пицца. И претцель. Пицца вся такая маслянистая, вся в расплавленном сыре, от пепперони язык жгло и пощипывало, претцель мягкий-мягкий, а сверху — громадные крупинки соли. Они так и хрустели на зубах. Мне ведь не полагалось употреблять слишком много соли, поскольку соль вредна для организма. Вы знаете, чьи это слова. А я набивал рот насквозь масляной пиццей, соленым претцелем с целой уймой горчицы — и млел от удовольствия. В жизни ничего вкуснее не ел. Так вкусно, что я забыл про все свои проблемы.

Почти забыл.

Рифф, главарь «Ракет», решил попробовать уговорить Тони пойти на танцы. Наконец-то появился Тони. Высокий и красивый парень — красивее других белых ребят. У остальных «Ракет», по-моему, вид туповатый.

— Тони здесь самый красивый, — сказал я.

— Известное дело. — Делайла кивнула. — Романтический герой должен быть хорош.

Дальше я много пропустил: думал о том, считает ли меня Мария своим романтическим героем, и как такое возможно, если у нее есть Карл. Разве может она любить меня, а жить с Карлом? Или Карл не считается? А что он тогда такое?

И все-таки, несмотря на все эти вопросы, я знал, что это любовь. Немного странная, но единственная для меня. Ну и пусть странная, лишь бы была.

Тут мне пришлось оторваться от мыслей, потому что я увидел Марию. Не мою Марию, а которая из кино. Я не удержался, воскликнул:

— О-о-о! Какая красивая!

— Еще бы, сынок. Это ж сама мисс Натали Вуд.

— Ага. Точно. Мария говорила, что мама назвала ее в честь героини Натали Вуд.

— Она пуэрториканка?

— Нет. Думаю, нет.

— Видно, ее мама любила этот фильм.

Ну вот они и встретились. Тони и Мария. Увидели друг друга на танцах — и вокруг все поплыло, затуманилось. Они вроде остались одни, а остальные для них просто исчезли.