Ветряные мельницы надежды

Доктор сказал, что с ней все в порядке, а я спросила: «Тогда почему она такая худая?» Он ответил — мол, «слабая конституция» или что-то вроде того. Я все допытывалась, чтобы объяснил, но поняла только, что со здоровьем у Натали проблем нет. «Просто она такая». Смешно. Врачи вообще смешные. И ученые тоже. Непременно им надо придумать названия тому, что не могут объяснить, а иначе им ночью не спится.

Мне иногда кажется, что моя девочка пытается исчезнуть. Вроде как вычеркнуть себя из этого мира.

Может, там, куда мы едем, она станет лучше кушать? Может, мы обе будем больше кушать?

Размечтавшись, я и Натали начала рассказывать, как будет хорошо там, куда мы едем. Сочиняла на ходу, конечно, — откуда мне-то знать? Но я главное говорила: что никаких скандалов больше не будет, что мы сможем делать все, что захотим, когда захотим.

Я не сказала, что и бить меня тоже там не будут, — чтобы не огорчать Натали, если она что-то запомнила.

Тут-то она и задала вопрос, которого я не ожидала:

— Иде Си Дей?

Я так удивилась! Целую минуту соображала, что ей ответить.

— Он дома, солнышко. С папой. Си Джей будет с папой. А мы с тобой уедем туда, где нам будет хорошо.

Я смыла остатки шампуня. У нее замечательные волосики. Не очень густые, конечно, зато такие мягкие, такие блестящие. Целый день бы их гладила…

— Иде Си Дей?

— Дома, солнышко.

— Иде Си Дей?

Только на третий раз я наконец сообразила, о чем вопрос. Натали ведь совсем мало слов знает, и, когда хочет о чем-то спросить, нужно обходиться этими немногими словами.

Я поняла, что Натали твердит свое «Где Си Джей?», потому что не может спросить: «Почему Си Джея нет с нами?»

В душе я очень рассчитывала, что мне не придется ничего никому объяснять про Си Джея. Ведь там, куда мы едем, нас совершенно не знают.

— Он с нами не поедет, солнышко.

— Иде Си Дей?

Перевод: Это еще почему?

Если б я могла попросить Натали не говорить этого при Тони! Но я не могла. Карл именно так и сделал бы. Карл как раз из тех, кто запросто учит людей, что им позволено говорить, а о чем надо молчать. А я совсем не хочу превратиться в Карла.

Оставалось только одно — скрестить пальцы и надеяться, что Натали высказалась и теперь выбросит этот вопрос из головы.

Она-то, может, и выбросит, а я?.. Ощущение сказки сразу растаяло.

Я здорово умею притворяться. Вернее, закрывать глаза даже на самые важные проблемы. Пока кто-нибудь мне не напомнит, что проблема никуда не исчезла. Для меня, наверное, слишком важно, что обо мне думают другие. Один доктор сказал, что я «смотрю на себя глазами окружающих людей». Это было сразу после смерти мамы.

Я думала, что речь только о взрослых «окружающих людях». Ничего подобного. Оказывается, даже двухлетний ребенок одним-единственным вопросом может вызвать во мне гигантское чувство вины.

— Давай поговорим о чем-нибудь веселом и смешном, солнышко.

Говорить пришлось мне. Натали и рта не открыла.

13 СЕБАСТЬЯН. Одно лицо на свете

Натали отказывалась спать, пока Мария не легла рядом с ней в постель Делайлы. И даже потом все не засыпала и не засыпала. В итоге я устроился на своем диванчике один. А Делайле пришлось делить постель еще с двумя женщинами. Ну и хорошо. Наверное. Вдвоем на узком диванчике мы с Марией все равно не поместились бы. Я бы, конечно, постелил нам на полу — если бы не ее сломанные ребра. И вообще — где бы мы ни спали, все равно ведь не одни…

Вот только мне было очень одиноко.

Я лежал без сна часов до двух, а потом решил подняться в квартиру отца. Глянуть, не оставил ли что-нибудь из нужного.

Я уже дважды туда ходил по ночам, в основном за вещами. Ну, книжку-другую брал. Кое-что из туалетных принадлежностей. Искал что-нибудь дорогое сердцу — должна же у человека хоть одна такая вещица быть? А у меня вот, оказывается, и не было. Все, что попадалось на глаза, было частью жизни, которую я хотел забыть. Если это вообще можно назвать жизнью.

Я, правда, страшно жалел о компьютере, но стационарный комп с собой не потащишь, верно?

Я остановился в коридоре перед дверью в его квартиру. Которую столько лет называл «нашей» квартирой. Я ушел отсюда каких-нибудь пару недель назад, а такое чувство, будто очень давно. Поразительно, насколько давно. Поразительно, как быстро десять лет стали далеким прошлым.

Я приложил ухо к двери и прислушался. Ни звука. Я тихонько вошел.

Всюду темно. Как обычно, он выпил свою снотворную таблетку и лег. Я был и рад, и разочарован. Одновременно. Делайла была права: в жизни такое случается. Она говорила, что когда-нибудь я сам это пойму. Кажется, я уже понял. Мне вовсе не хотелось ни видеть его, ни тем более говорить с ним, но в глубине души я, вероятно, ждал какого-то столкновения. Вроде как финальной сцены. Чтобы уж окончательно точку поставить. А вместо этого — темнота и тишина. Занавес опустили без меня.

Полка для пластинок и проигрывателя зияла черной дырой. Я все разломал, а он ничем не заменил свои сокровища. На долю секунды я его пожалел. Даже стыдно стало.