Ветры Дарковера

Если Лерри, Леррис, или как он там себя называет, хочет позабавиться жизнью в семье таинственных дарковерских телепатов и узнать больше чем кто-нибудь о негуманоидах и всем этом,- его дело, каждый сходит с ума по-своему, а я видал и худшее. Но он тоже не был нормальным.

Он возвращался к этим мыслям с непонятной настойчивостью в течение всего дня, упорно игнорируя красоту цветов, обрамлявших горную дорогу, обрывая все дружеские попытки Ларри завязать беседу. Под вечер, когда дорога стала покруче, Кольрин запел глубоким красивым? басом дарковерские баллады, но Баррон не услышал, закрыл глаза, позволив лошади выбирать дорогу вдоль горной тропы, лошадь понимала в этом больше него.

Стук копыт, медленное покачивание в седле, мрак за опущенными веками сначала действовали гипнотически, а затем странно знакомо - казалось нормальным сидеть в седле, не видя ничего вокруг, вверившись лошади и держа в напряжении остальные чувства - аромат цветов или хвойных деревьев; дорожной пыли, резкий запах цибета от какого-то животного в кустарнике. Когда Ларри подъезжал к нему, Баррон не открывал глаз; спустя некоторое время Ларри пришпоривал коня и догонял Кольрнна. Тот продолжал петь в пол голоса. Непонятно почему Баррон понял, что певец выводит первые ноты "Баллады о Кассильде".

Как странно она звучит без аккомпанемента арфы. Аллира прекрасно играла и пела ее, хотя это была песня для мужского голоса:

В воде горели тонки звезд.

Но темен был прибрежный плес.

Тиха, как камень иль луна,

Одна шла дочь Робардина.

На огненном веретене

Сияла золотая нить.

Земля лежала в смертном сне,

Когда Хастур покинул свет...

Но вдруг, запев как соловей...

Он перестал следить за песней, услышав отдаленный крик орла и короткий крик какого-то зверька в зарослях. Он здесь, он вне опаености, а позади развалины и смерть... ... вцепившись в каждого рукой Он брел подземным залом, где Аллар поддерживал огонь, Что гас и вспыхивал во мгле.

Когда ж сияние его

Поблекло в скучном свете дня,

Кассильда вышла из теней

В ладонь его звезду-цветок

Вложила, словно смертный рок,

Он обнял дочь Робардина.

И пала золотая нить

С чудесного веретена...

Мысли его крутились, словно в странном сне, когда он слушал песню Кассильды, печаль Камиллы, любви Хастура и сокровища Алара. Странно, наверное, быть Хастуром или Комином и считать себя равным Богу.

Но мне сейчас и Бог родня!

Да и чем они были на самом деле, эти древние Боги?

Племя кузнецов говорило, что Шарра приходит в их очаги - и они имели в виду не дух огня! Старые телепаты могли пробуждать силы превосходящие мою форму птицы, или огненный щит, насколько это выше ножа хвостатого!

- Баррон, смотри не усни здесь, тропа становится опасной! - голос Гвина ворвался в его сны, и он встряхнулся.

Очередная галлюцинация? - Нет, только сон.

- Похоже, я заснул,- произнес он, потирая глаза. - Гвин хохотнул: Подумать только, пять дней назад этот человек впервые увидел седло! Ты быстро учишься, чужеземец. Поздравляю! Но отныне тебе лучше держать глаза открытыми, тропа становится узкой и плохой, а ты, возможно, сумеешь рассудить лучше лошади, даже хотя старая поговорка гласит: "на горной тропе отпусти поводья", но если ты свалишься туда...- он показал на полукилометровый провал по обеим сторонам дороги,- нужно спуститься в долину до прихода ночи. На этих высотах повсюду люди, а может быть, и птицы-духи, и хотя сейчас не Призрачный Ветер, я не слишком стремлюсь к подобным встречам.

Баррон хотел спросить, что это такое, но остановился.

Черт побери, мне все равно, я и так уже достаточно запутался, а Гвин и остальные здесь как раз для того, чтобы охранять меня. Не имело смысла думать об этих предполагаемых опасностях или даже интересоваться, что они из себя представляют.

Тем не менее, общая настороженность передалась ему, и он заметил, что старается держаться поближе к ним на узкой горловине прохода. Он основательно вымотался, пока они достигли перевала и без всяких происшествий начали спуск.

Этой ночью они разбили лагерь в долине под защитой серо-голубых сучьев, пахнущих пряностями и дождем.

Меньше обычного было песен и разговоров. Баррон, лежа в полусне в своих одеяниях и, слушая, как ночной дождь скользит по толстым веткам, чувствовал необъяснимую тревогу. Что за чертов мир, и нужно мне было вляпаться в это дело!

Он уже почти забыл восторг и очарование, которое он ощущал в первом путешествии сквозь предгорья. Это было частью той странности в нем, которую он хотел забыть.