Ветры границы

— Не может этого быть, Иванов. Какой у вас номер автомата? Я сам их пристреливал. — Шкред берет оружие из рук Иванова, шагает к огневому рубежу. Вот упал в горячую пыль. Устроился поудобнее, прижался к земле. Прицелился. Первая мишень поражена, вторая, третья!

Возвращается с позиции Степан Федорович возбужденный, спина мокрая, сам весь в пыли и говорит с придыханием:

— Выходит, Иванов, не виноват автомат, — и Малову: — упражнение, лейтенант, сложное, нужна привычка. Надо тренироваться! Тренироваться без устали!

— Что ж, будем тренироваться, — согласился Малов.

Уже на заставе разбирали результаты стрельб. В конце разбора дежурный объявил: занятие по распорядку — политическая учеба, тема «Ленин и защита социалистического Отечества».

Шкред посмотрел на дежурного и как бы между прочим сказал укоризненно:

— Как же, товарищ, защищать Отечество будем, если стрелять мы с вами хорошо не научились?

Подумали, подумали и решили — завтра все свободные от службы солдаты выезжают на огневую подготовку.

Лейтенант Малов смотрел на Шкреда с внутренним восхищением. Для него, сына войны, человек в погонах всегда был воплощением самых лучших человеческих качеств: он вышел победителем в неимоверно трудном испытании, освободил от врага нашу землю, он самоотвержен и безукоризненно честен. Очевидно, эти впечатления детства и решили его судьбу — он стал офицером, избрав военную службу делом всей жизни.

Он сам не знает почему, но с войны ему больше всех помнятся капитаны. Может быть, потому, что все они были юны, красивы, стройны и по неистребимому инстинкту молодости, даже в те суровые годы — подчеркнуто щеголеваты. Капитан Шкред все время напоминал ему офицеров тех далеких, но незыбываемых военных лет; он любил его как человека, в котором слились и образ детства и идеал действительности, он боготворил его как самого близкого друга, дорожил им, как дорожат своими родителями.

— Валерий Степанович, — обратился капитан к Малову, — завтра вы поедете на стрельбы старшим.

— Есть! — ответил довольный лейтенант. Так же, как и начальник заставы, он любил доводить начатое до конца.

— И проведите, пожалуйста, боевой расчет. Мне еще нужно составить план охраны границы.

— Добро, — совсем как Шкред, сказал лейтенант и вышел во двор, где все еще стояли солдаты, шумно обсуждая результаты стрельб.

Составление плана охраны границы для начальника заставы — своеобразный ритуал. Каждый день в точно определенное время он обдумывает, как надежнее прикрыть границу. Для этого надо хорошо знать свой участок, моральные и физические возможности людей, оперативную обстановку. Надо уметь распределить солдат так, чтобы в нарядах сливались воедино и силы и опыт каждого пограничника, чтобы нынешний план охраны соответствовал нынешнему дню: шаблон на границе может дорого стоить.

Шкред не торопился с решениями. Он занес в книгу фамилию ефрейтора Лысова, коммуниста, бывалого пограничника, всегда готового оказать помощь товарищу, квалифицированно разобраться в обстановке. И, поразмыслив немного, вписал фамилию рядового Шугаева — новичка, еще не втянувшегося в службу. Рядового Челпанова — кандидата в члены КПСС, спокойного, рассудительного человека, он посылал в наряд с неуравновешенным, эмоциональным Луговским…

Слова «коммунист», «кандидат в члены КПСС», «комсомолец», он знает, имеют свой важный смысл на заставах. Солдатам, несущим в себе частицу силы партии, — особое командирское доверие, потому-то в состав каждого наряда он и включал партийного человека.

Наконец, план охраны составлен. На очереди — новые заботы.

— Дежурный, — запрашивает он. — Как обстановка?.. Т-а-а-к, понятно.

Ему доложили, что на чужой территории заметили автомашину, которая простояла несколько минут, затем в нее погрузились сорок человек, и она покатила обратно.

Шкред недоумевал: «Откуда люди? Может быть, усилили пост? Может, готовят что-нибудь неожиданное?» И он снова вызвал дежурного:

— О появлении машины с людьми проинформировать наряды. Передать посту наблюдения, чтобы не выпускали ее из поля зрения. Завтра сам выеду, посмотрю, что там происходит. — Он вышел из канцелярии, подошел к воротам, где неподалеку возвышалась металлическая наблюдательная вышка, и легко, сноровисто взобрался на нее.

— Дайте журнал с записями, — попросил он рядового Козлова. — Т-а-ак, — протянул он, скорее подытоживая свои мысли, чем рассчитывая на понимание окружающих.

Уже спускаясь с вышки, увидел свой дом, Машу, ребятишек, занятых на приусадебном участке: Маша посадила овощи и теперь вместе с детьми полола грядки, и ему захотелось хоть на минуту забежать к ним, но его уже догонял дежурный:

— Товарищ капитан, время. Пора отправлять наряд!

— Добро, — как обычно сказал он. — Иду, — и резко повернул к зданию заставы.

Толково, с учетом последней оперативной обстановки, он проинструктировал наряд, отправил его на границу, а сам медленно прошел в канцелярию.

Лейтенант Малов разговаривал по телефону и, увидев вошедшего капитана, протянул трубку ему: