Ветры Империи

Чужак бросил напряженные пальцы ему в глаза — небрежное движение, уложившее бы на месте любого. И даже Горн едва успел отклониться, перехватить запястье врага. Ударил сам, но и его рука завязла, будто в тисках. Секунду оба стояли неподвижно, однако пересилить противника не смог ни один. Одновременно они вырвали руки из захватов, отскочили, разом опустив на лица щитки, и провели серию убийственных ударов, с каждым мигом взвинчивая темп, пока не достигли предельного — для обоих. И снова разорвали дистанцию, глядя друг другу в глаза как зачарованные. Теперь и Горн понял, что смерть одного из них неизбежна. Впервые он применил против человека свою полную силу и всю быстроту, но тот выстоял. Кто бы это ни был, такая тайна не для посторонних. И чужак, кажется, тоже не собирался рассекречиваться.

Оба даже не стали вынимать мечей: слишком велика оказалась ненависть. Голыми руками — только так!..

Они снова сошлись, и воздух загудел от ударов, каждый из которых способен был проломить броню. С облегчением Горн чувствовал, как уходит из мышц вялость, как его захватывают восторг и ярость схватки. Внутри не исчезли ни боль, ни пустота, зато опять где-то приотворились неведомые шлюзы, и из бездонных резервуаров в него устремился поток пьянящей энергии. Однако хватит ли ее теперь?..

Узкий коридор почти не оставлял простора для маневров, и все-таки оба непрерывно перемещались, нанося удары, блокируя их, нападая и отпрыгивая. Но шума создавали предельно мало — скрытные, словно призраки. Чужак дрался упорно и бесстрашно, нацеленный как луч, не способный ни на жалость, ни на бегство. Самое нелепое, что и Горн не находил в себе готовности отступить, хотя бы из хитрости. Ярость вскипала в нем все выше, неожиданное препятствие приводило в бешенство. Он наносил удары с предельной силой, однако отвечали ему с равной свирепостью — Горн будто и в самом деле схватился с собой. До сих пор никто из них не сделал неверного движения, ни разу даже не поскользнулся на тонких прутьях. По-прежнему оба бились на кулаках, и вряд ли мечи были бы опасней, потому что при каждом удачном попадании от доспехов летели ошметки — без преувеличения. А ненависть все нарастала.

И когда она достигла предела, заполнив обоих без остатка, бойцы сомкнулись вплотную, грудью к груди, и сдавили друг друга в чудовищных объятиях. У обоих затрещали ребра, однако ни один не ослабил удушающей хватки, в каждом бурлила неукротимая, не знавшая поражений сила. Минута проходила за минутой, а они все наращивали усилия, застыв в каменной неподвижности. Поток втекавшей в Горна энергии словно столкнулся с другим, таким же мощным, и вокруг образовался ужасающий смерч, от которого трескался и крошился камень, плющились и расползались латы, вскипал разрядами воздух. И не из одного ли источника враги черпали силы?

Но все-таки равновесие нарушилось. Сквозь подвывание ветра и треск разрядов Горн расслышал шелестящий хруст, словно рвались волокна. Медленно, очень медленно страшная хватка чужака стала отставать в этой смертельной гонке. Его громадные, каменнотвердые бугры постепенно отступали вглубь, сминая костяк. Утробное рычание убийцы переходило в хрип. Горн продолжал напирать, хотя предчувствовал близкий предел уже и для своих сил. Наконец торс чужака разом подался внутрь, будто у него смялась грудная клетка, затем обмякли мускулы. Горн разжал руки, и враг опрокинулся спиной на прутья. Он еще дышал, хотя каждый хрип казался последним. Может, он даже смог бы выжить — если бы Горн дал ему шанс.

Внезапно силы оставили и Горна — он уцепился руками за стены, почти теряя сознание. Снова все подавил голод, став еще безжалостней, еще требовательней. И возражать ему было нечем — все тормоза летели к черту!.. С неостывшей злобой Горн взглянул на чужака, угрюмо спросил:

— Кто тебя послал?.. Ну, говори!

Чужак не ответил. Тогда Горн надвинулся на него, наступил на грудь. Под сапогом мерзко захрустели сломанные ребра — невольно Горн отдернул ногу. И снова разозлился, теперь на себя. Хлюпик, слизняк! Где уж тебе жрать человечину? Ну-ка, вперед!..

Он снова занес ногу, но тут чужак вдруг напрягся, с огромным усилием складываясь вдвое, и ссыпался между прутьев на каменный пол тоннеля. Тотчас же из-за поворота вывернули дозорные и круто затормозили, наткнувшись на тело.

Пригнувшись, Горн свирепо наблюдал за Львами, утаскивающими еще теплую добычу прямо из-под его носа, и боролся с искушением прыгнуть на них сверху, чтобы отбить вожделенный кусок кровавого, дымящегося мяса. С глухим ворчанием исполин шагнул было следом, остановился. «Нора! — вдруг вспыхнуло в мозгу. — Где же Нора, я не могу больше!..»

Развернувшись, Горн понесся по тайным ходам громадными скачками, едва различая что-то за кровавым туманом, но полагаясь на свое безошибочное чутье. Мелькали прутья, стены, повороты, иногда он замечал внизу деловитых или раздражающе беспечных Львов, однако гнал все дальше и дальше, не позволяя себе задержаться ни на миг, чтобы ненароком не сопоставить уязвимость огров с раздирающим нутро голодом.