Ветры славы

А немцы все шли и шли, шли отовсюду, точно появляясь из-под земли. Вслед за 1037-м полком, едва спустившимся с выбитого дочерна, как ток, пологого увала, показались новые толпы немецких солдат без оружия, которое они бросили заранее, чтобы не вызвать у победителей никакого подозрения. Немое шествие разгромленной 6-й армии продолжалось и прямо с севера — к высоте двести девять; но, приблизившись к ней, немцы тотчас отворачивали влево, в сторону КП Мехтиева, пораженные видом ее северного склона, кучно устланного трупами.

Мехтиев поехал на высоту. Застоявшийся конь готов был с места взять полевой галоп, но по такому исхлестанному металлом лугу не очень-то разгонишься. Не доехав метров двести, Бахыш вынужден был спешиться, и тягостным, ломким шагом человека, идущего прощаться с теми, кому отныне обязан жизнью, он двинулся на плоскую вершину. Идти на эту Голгофу было невыносимо тяжко: он узнавал своих офицеров и солдат, на минуту приостанавливался, горестно покачивал головой, сняв пилотку.

Мехтиев не впервые наскоро прощался с мертвыми однополчанами. Но здесь погиб без малого весь его второй батальон. Такого не случалось на всем протяжении боевого пути дивизии от кавказских перевалов… Он сторожко обошел батальонного весельчака Савельева, прозванного в шутку Пузырьком за то, что уж очень круглолиц и смешлив. Комбаты сменялись чуть ли не каждый месяц, а вот ординарцу везло, хотя он не страшился никакого пекла, за что и любили его Агаев, Шмелькин, Крюков… Неподалеку лежал сам командир батальона: он словно бы задремал, забылся на малом привале, устав от дальнего перехода, и не проснулся больше — таким покойным, задумчивым, не искаженным горячкой боя казалось лицо Володи Крюкова…

А на склоне высоты, поодаль от старшего лейтенанта, лежал, раскинув руки, немецкий генерал в окружении своих офицеров. Иссеченный осколками северный склон высоты был укрыт отвоевавшимися немцами. Отсюда поле боя представлялось по-иному, чем с КП полка. Мехтиев давно знал, как меняется вся ближняя панорама, стоит лишь подняться с одной высоты на другую; но в данном случае он и не догадывался, что высота двести девять так безраздельно господствует над окрестной местностью.

Бахыш снова подумал о Крюкове: командовал батальоном считанные дни, а сумел, как видавший виды комбат, отстоять высоту. И немцы не решились повторно атаковать ее, раз уж там нашли могилу их генералы и полковники.

Слова «комбат» и «высота», совершенно разные по своему происхождению, на войне стоят рядом: это потому, что штурм командных высот, как правило, не обходится без того, чтобы солдат не повел в бой сам командир батальона. Должность его, которая занимает в строевой иерархии — от комвзвода до комдива — серединное положение, издавна считается почетной офицерской высотой, на которой испытываются талант и храбрость. Что ж, вот старший лейтенант Владимир Крюков и прошел с честью это испытание, к тому же в конце такой крупномасштабной битвы, что вдвое сложнее психологически.

Мехтиев осмотрел эту бессарабскую высоту, стараясь запомнить ее до конца, и решил, что похоронить погибших крюковцев следует именно здесь.

Вспомнил сейчас Мехтиев и лейтенанта Глушко, который сложил голову неизвестно где, вместе со своими автоматчиками. Их было всего одиннадцать на сотни пленных, которые, наверное, снова кому-то сдались как ни в чем не бывало. И будут жить, и не будет их мучить совесть за то, что расправились с великодушными победителями, даровавшими им жизнь… Мехтиев подумал и о «штрафной роте», помогавшей им, когда полк истекал кровью и дорог был каждый боец. А кто они в прошлом — невольно попавшие к немцам в плен или перебежчики, — он не знал и знать не мог. Но дрались они с немцами хорошо: одни так и не вышли из боя, другие остались в живых и, может быть, крепко задумались теперь над соотношением добра и зла в собственной судьбе.

Мехтиев начал спускаться по северному склону высоты, где в ином месте некуда ступить, — трупы, трупы. Он вел коня под уздцы. Тот сильно всхрапывал, упирался передними ногами, сердито косился на хозяина и прядал ушами.

Когда они осторожно спустились к подножью высоты, из-за большака вымахнул на шальном скаку одичавший за эти дни немецкий гнедой битюг. Он остановился и пронзительно заржал, увидев Руслана: в ржании том было столько лошадиной тоски, что мехтиевский конь ответил громко и сочувственно — его храп звучно задрожал над головой Бахыша.

Это был редкий случай, когда командиру полка довелось осматривать из конца в конец все поле, на котором едва стихло двухдневное сражение. Выехав на дорогу, Мехтиев повернул на северо-восток, чтобы взглянуть, откуда же немецкие сборные колонны начинали свой ход на прорыв, где они разворачивались в боевые порядки. (Надо бы устроить тактический разбор боя, да времени в обрез: вот-вот появится комкор Шкодунович.)