Ветры славы

Мехтиев проводил Невского долгим взглядом. С ним он чувствовал себя свободнее, и не только потому, что за плечами гвардии подполковника до восьмидесяти пушечных, минометных и гаубичных стволов. Стволы стволами, но главное — их дирижер. Невский всегда располагал собеседника к откровенным размышлениям. Могутный, мужиковатый, Невский был в то же время образованным человеком. Именно это соединение внешней мужиковатости и внутренней культуры, пожалуй, наиболее характерно для русских артиллеристов, — думал Бахыш, наблюдая за разными людьми интернациональной дивизии, формировавшейся в Азербайджане.

Невский в шутку посоветовал сейчас не мечтать под звездным небом… Да, оно сплошь усеяно крупными звездами, к тому же еще скоро взойдет луна. А какая тишь первозданная вокруг! Чудится, с непривычки-то, словно чего недостает в твоей жизни. Но разве может недоставать ночной пальбы? Чепуха, конечно. Просто ты очерствел за войну. А помнишь, как читал в педтехникуме: «Все тихо; ночь. Луной украшен лазурный юга небосклон…» То о бессарабском небе сказал Пушкин. Так смотри, сравнивай пушкинское видение со своим.

И вообще, вся эта южная стратегическая дуга, которую описали армии левого крыла фронта, наступая вокруг Черного моря, — от бурного Терека и без малого до Дуная, — накрепко связана с именами первой величины. Слава одних полководцев чего стоит — Александра Суворова, Михаила Кутузова. Символично, что как раз их ордена на знамени полка, которым командует он, Мехтиев, недавний погонщик рудничных лошадок… Ему никто не мешал сейчас немного отвлечься от беспокойных размышлений о дне грядущем, оглянуться назад, сопоставить, сравнить военные события разных масштабов, подивиться мудрости, отваге, искусству людей великих, чтобы потом, вернувшись к заботам наступающего дня, не чувствовать себя песчинкой в вихревом порыве боя, которая может исчезнуть без следа, как только выветрится над полем прогорклым дым. И сейчас он словно бы воочию увидел живую связь со всеми своими знаменитыми предшественниками, которые давно и с честью отшагали по этой памятливой земле, хранящей отдаленный гул былых горячих сражений.

И уж, конечно, эта бессарабская степь прямо-таки создана для полевого, бесшабашного галопа всадников Котовского: из балки в балку — одним махом через виноградные косогоры. Григорий Иванович никогда не узнает, что идет Великая война, что красным пришлось отходить далеко на восток и что вот теперь они, освободив и его родину, с победой выступят в поход за Дунай и, может, пройдут вдоль песенной реки до ее верховьев. К сожалению, всего этого никогда не узнает былинный комбриг. А ведь ему только-только перевалило бы за шестьдесят. Самый маршальский возраст. Сколько их, былинных комбригов, начдивов, командармов так и не дошли до Отечественной. С ними было бы все-таки полегче. И тебе, Мехтиев, в лучшем случае командовать бы ротой, ну, батальоном, а не полком. Однако не оправдывайся собственной молодостью: они, герои гражданской, были такими же молодыми.

Он обернулся. Неслышным, мягким шагом разведчика подходил старшина Нежинский.

— Взяли случайно немца в селе. Птица, правда, мелкая, но в этой кутерьме любой фельдфебель разбирается тоньше генерала.

— Почему так думаешь?

— Этот пруссак из Кенигсберга сказал мне, что ихние генералы умеют завести в тупик, а уж чтобы выйти из окружения, — положись лучше на фельдфебеля.

Бахыш сдержанно улыбнулся.

— А что в Каракуе?

— Там вовсе пусто.

Мехтиев добро покосился на Нежинского: он любил старшину за его характер. Леонид воевал удачливо. Не раз ходил в ночной поиск, и на его счету было немало рискованно добытых «языков». Красивый парень с артистическими задатками, Леонид во всякой обстановке придирчиво следил за собой, одевался опрятно, с этаким окопным щегольством.

— Стало быть, противник избегает деревень, — нечаянно вслух произнес Мехтиев, думая свою думу.

— А что вас это беспокоит, товарищ майор? — удивился старшина. — Мы их выкурим из любого леса.

— Не говори гоп…

Нежинский учтиво промолчал.

— Иди отдыхай.

— А вы?

— Иди, иди. За пленных спасибо.

Старшина машинально пожал плечами — мол, ну что вы, товарищ майор, это все попутно — и нехотя направился к машинам, где можно прикорнуть в какой-нибудь шоферской кабине до рассвета.

А Мехтиев подошел к саперам, которые заканчивали оборудовать его землянку. Он и их поблагодарил за скорую работу и отпустил на отдых до утра. Сделал шаг, второй по лесенке, вырезанной в глинистой толще пригорка, и, устало присев на бровку, услышал из соседней штабной землянки голос связистки Дуси:

— Салют, Салют! Вы меня слышите? Я — Волна, я — Волна!.. Вы меня слышите? Я — Волна!.. Перехожу на прием, перехожу на прием…

Нет, не слышал ее Салют, как ни пыталась она связаться со штабом дивизии. Не отвечал и штаб корпуса. И ведь до села Котовского напрямую недалеко. Может быть, мешает этот лес, или эта возвышенность, или все вместе взятое? К утру надо обязательно установить связь если не с дивизией, то с корпусом, пусть даже с армией. Достанется бедной Дусе…