Ветувьяр (СИ)

Он принял его за монаха. Селин поежилась от напряжения — она не понимала, что задумал адмирал, но он явно придумал какую-то ложь, чтобы заставить крестьянина помочь им.

— Его Величество приказал доставить эту девицу в порт и совершенно позабыл про нас, — Голос Флетчера, уставший и хриплый, внезапно стал гораздо мягче, — Должно быть, вино ударило ему в голову или богам угодно послать эти испытания для моей грешной души… Помоги нам, добрый человек, и зачтется тебе благодеяние сие.

Крестьянин, седой и морщинистый старик, озадаченно потер бороду, а потом поглядел на Селин:

— Это что ж за девица такая будет?

Флетчер освободил девушку от необходимости отвечать:

— Прислужница королевы Калисты. Послание везет.

Селин испугалась, что старика смутит ее рваное платье, но крестьянина, видимо, убедила ряса Флетчера и его витиеватые церковные речи. Он махнул им садиться в скрипучую телегу, и кляча тронулась с места.

Текли минуты наполненного страхом молчания. Селин избегала смотреть на Флетчера, а ему с его раной и вовсе было не до девушки.

— Простите меня, Селин. За то, что втянул вас в это, — Вдруг пробормотал адмирал, поудобнее устраивая свою ногу на связках старой прелой травы.

Девушка не хотела смотреть ему в глаза. Теперь ей казалось, что она перешла черту, сделала шаг, пути назад после которого уже не было. Она связала себя с Флетчером. И жалеть об этом почему-то не получалось.

Теперь ей казалось, что сегодня она совершила самый смелый поступок в своей жизни. Все эти годы она боялась и не могла решиться на что-то ради того, чтобы сегодня остаться с ним. Обречь себя на новый страх и опасности, но при этом выбраться из склепа, в котором она провела всю жизнь.

Сегодня она выбрала настоящую жизнь, а не существование в душной комнате со своими страхами, не прозябание в грязи, не подчинение чьим-то приказам, будь то жестокий камарил или холодная принцесса.

— Я сама сделала этот выбор, — Наконец ответила она. Крестьянин при всем желании не мог услышать их заглушаемый ветром шепот, — Теперь я с вами.

Колеса телеги мирно скрипели, пока лошадиные копыта сражались с грязью на дороге. Мимо проплывало опустевшее поле и тяжелое серое небо. Селин не сводила с них глаз, боясь посмотреть на Флетчера. Чем он сочтет ее слова? Как их воспримет?

Но адмирал молчал. Неужели он не мог найти, что сказать?

Селин осмелилась посмотреть на него, и тут же с ужасом осознала, почему Флетчер не ответил. Он был без сознания.

Девушка испуганно потянулась к нему, лежащему прямо на связках травы. Грудь адмирала мерно вздымалась, повязка на ноге насквозь пропиталась кровью, и Селин прикрыла ее краем его плаща, чтобы крестьянин не заметил рану и ничего не заподозрил.

Возможно, ей стоило привести Флетчера в чувство, но девушка решила дать ему немного отдохнуть. К тому же теперь, когда он был так близко, к ней с новой силой вернулось ее прекрасное наваждение — это глупое предательское чувство, что разливалось теплотой в груди и заставляло ее чувствовать себя по-настоящему живой.

Флетчер был бледен, как смерть, но Селин надеялась, что его жизни ничто не угрожает. Они залечат его рану раньше, чем доберутся до Кирации — она почти не сомневалась.

Сомневалась девушка в том, что ждет их там, за морем. Жизнь или смерть? Могла ли Селин позволить себе хотя бы крошечную надежду на то, что Флетчер чувствует к ней то же, что и она к нему? Она видела его улыбку, чувствовала прикосновение его пальцев на своей руке, а его взгляд…

Эти мысли были невыносимы. Особенно рядом с мыслями о смерти.

— А знаете, я не рассказала вам кое-что, — С грустной улыбкой прошептала Селин Флетчеру, который никак не мог ее услышать, — Я люблю петь. И мне говорили, что это единственное, в чем я действительно хороша.

Девушка и сама не знала, зачем она это рассказывает. В ее голове тут же всплыла старая мамина колыбельная, но петь ее она, естественно, не стала — не привлекать же внимание крестьянина, которого они обманули!

— Когда-нибудь я спою вам. Или вместе с вами, — Добавила она.

Флетчер никак не реагировал. Лицо его было спокойным и умиротворенным — самым неправильным и самым прекрасным одновременно. Если бы Селин знала, что он все слышит, она бы никогда не сказала ничего подобного.

Она любила его, и это было ее тайной. Быть может, завтра их не станет, и эта тайна уйдет в могилу вместе с ней — какая разница!?

А раз у нее была одна тайна, то можно украсть и вторую. Не получить, не найти, не придумать, а именно украсть.

Селин склонилась над Флетчером и медленно прижалась к его губам своими. Ветер трепал ее волосы и обдавал осенним холодом, но девушка не чувствовала ничего, кроме теплых и сухих губ. Лишь мимолетное прикосновение — испуганное и легкое, но самое сладкое и желанное на свете. Это трудно было назвать поцелуем — о поцелуе обычно знают оба — но девушке хватило и этого.

Свидетелем ее кражи была только осень. И вряд ли она имела что-то против.

Эпилог