Монах незаметно откланялся и ушел, необычайно бледный Ферингрей проводил его взглядом и вновь попытался подняться на ноги:
— Я должен доложить Его Величеству и коменданту.
— Его Величеству доложу я, — Отрезала Ремора, отходя к окну. На улице было тихо, словно никто еще не знал, что несколько минут назад могло случиться непоправимое…
А сердце, оказывается, все еще стучало в груди быстрее обычного — надо же, а она уже стала думать, что разучилась бояться! Двадцать лет назад это чувство казалось естественным, необходимым, а теперь… стало лишним.
Ферингрей за спиной все же поднялся — ну что за человек!? Не хватало еще, чтобы бедняга рухнул в обморок прямо здесь. Повязка туго стягивала его раненую левую руку, и ему явно нужно было отлежаться хотя бы денек, чтобы не ухудшить свое состояние.
Ремора развернулась как раз в тот момент, когда дверь покоев распахнулась, и в комнату влетел мертвенно-бледный и при этом запыхавшийся Эйден. Круглыми от испуга глазами он оглядывал помещение, надолго замерев взглядом на принцессе.
— Господин комендант, — Рванулся к нему шатающийся на нетвердых ногах Ферингрей, — Я должен доложить…
— Ваше Высочество, — В таких знакомых карих глазах плескалась едва сдерживаемая тревога. Еще секунда, и он бросился бы к ней, словно мать к испуганному младенцу.
— Я в порядке, — Отмахнулась она, — А вот капитан — нет. Ему нужен отдых. Если бы не Ферингрей, неизвестно, чем бы все закончилось…
На мгновение потупив голову, Эйден уставился на капитана королевской охраны. Ремора не могла найти причину прохладных отношений между этими двоими, но факт оставался фактом — они друг друга недолюбливали, возможно, даже из-за сходства характеров.
— Спасибо за то, что успели вовремя, — Так, будто слова жгли ему язык, выговорил Эйден.
— Это моя работа, господин комендант, — Сухо ответил Ферингрей.
Чуть приоткрытая дверь вновь распахнулась, шарахнула о стену, и в комнату буквально вломился Тейвон в своем привычном бордовом камзоле и высоких сапогах.
— Где этот мерзавец!? — Требовал брат, обшаривая покои сестры глазами, так же, как минуту назад это делал Эйден, — Ремора..?
— Со мной все нормально, — Качнула головой принцесса.
— Он уже должен быть в темнице, — Отчитался Ферингрей, — Если ничего не произошло…
— А что-то могло произойти? — Казалось, еще немного, и брат начнет метать молнии. Обыкновенно бледные, его щеки раскраснелись от ярости, а между бровей пролегла глубокая морщина.
— Он был необычайно… буйным, — С трудом подобрал слово капитан, — Впрочем, именно это и не позволило его замыслам увенчаться успехом. Мои люди справятся, я почти в этом уверен.
— Почти!? Чарльз, дело серьезное! — Тейвон никак не мог успокоиться, и Ремора его понимала — она вела бы себя еще хуже, если бы подобная опасность грозила ему, — У тебя камарил проник в замок, а ты не уверен, что твои люди смогут его удержать?
— Ваше Величество, — Ферингрей поднял твердый взгляд на брата, — Насколько мне известно, камарилы себя так не ведут.
— То есть, ты хочешь сказать, что… — Начал Эйден.
— Что, возможно, он никакой не камарил, — Чарльз встретил озадаченный взгляд коменданта с ледяным спокойствием, — А лишь псих, им прикидывающийся.
Обычно Ремора позволяла брату разбираться в подобных проблемах самому, но сейчас это дело напрямую касалось и ее самой, поэтому принцесса сочла необходимым вмешаться:
— Капитан Феринрей прав. Убийца вел себя странно… для камарила.
Говоря проще, наемник, проникший к ней в комнаты, был истинным безумцем и, скорее всего, самоубийцей. Он кричал и громил все на своем пути, хотя по навыкам и ловкости действительно не уступал лучшим из эделосских убийц. Вот только камарилы, как воры, всегда бесшумны и аккуратны, они бы ни за что не стали привлекать к себе внимание.
— Нам нужно знать наверняка, — Тряхнул рыжеватыми волосами Ферингрей, — Этот псих может быть повинен и в убийстве леди Ингерды.
— Я хочу знать, камарил ли он, — Отчеканил уставившийся в стену Тейвон.
Пошарив глазами по комнате, Эйден пристроился на краю стола, сложив руки на груди:
— Я лично проведу допрос. С пристрастием.
— Он может не сознаться. Это ничего не даст, — Возразил Тейвон.
— Есть идеи?
— Одна, — Ухмыльнулся Тейвон. Это уже не предвещало ничего хорошего, — Но вам троим она не понравится.
*
— Он может сдержаться. Мы не знаем, чего ждать от этого психа, — Эйден ходил по комнате от стены к стене, это начинало раздражать. Каждый его шаг отражался от голых каменных стен гулким эхом.
— Камарил? Сдержаться, почуяв ветувьяра? — Едва не рассмеялся Тейвон, — Ты сам-то себя слышишь?
Уже минут десять Тейвону казалось, что он разговаривает не с другом, а со стеной. Вот с этой самой — сырой и каменной, подземельной. Даже ей необходимость этого риска доказать было проще.
Чарльз Ферингрей не проронил за время всего разговора почти ни слова — во-первых, при Эйдене он и вовсе высовываться не любил, а во-вторых (Тейвон чувствовал это всеми фибрами души) он единственный был согласен с королем.