На этот раз наемники вновь выбрали место для привала в лесу. Дни стояли какие-то промозглые, и к вечеру стало еще хуже. Неискушенные холодом южане кутались в свои темные дорожные плащи и настойчиво жались к костру, согревая озябшие руки. Рауд смотрел на это с долей мрачного удовольствия, хоть где-то ощущая свое превосходство над почти безупречными хидяссцами.
Капитан даже не сразу заметил, что один из южан подкрался к нему сбоку и привалился спиной к стволу дерева рядом с ним. Это был человек, которому Рауд, по сути, был обязан жизнью — именно он посчитал, что гвойнский капитан еще может оказаться полезным. Насколько Рауд понял, он был у наемников кем-то вроде главаря, да и к тому же южанин неплохо знал кирацийский. Звали его Флавио, и судя по всему, среди наемников он был единственным, кто принадлежал к дворянскому сословию.
— Мьесто у костра еще есть, — Сказал наемник.
— Для гвойнца сейчас почти что знойно, — Отмахнулся Рауд, — А вот ты иди, погрейся.
Было видно невооруженным глазом, что Флавио замерз. Высокий поджарый наемник кутался в плащ и прятал руки, а стоячий воротник закрывал длинное узкое лицо почти до половины, и все же он упорно делал вид, что не дрожит от холода и сырости.
Южанин ничего не ответил, но и с места не сдвинулся. Рауд счел это признаком доверия, а потому наконец решился спросить:
— Куда мы направляемся?
Флавио дернулся, словно не ожидая, что капитан заговорит, и уставился на на него суровым взглядом. В пути наемники не скрывали свои лица за платками, и Рауд успел заметить, что главарь наемников неимоверно скуп на эмоции.
— Я безоружен, и мне ничем не поможет эта информация, — Добавил капитан, — Но если не хочешь, не говори.
— Мы будьем дальеко от твоей родины, — Вымолвил Флавио, — Это всьё, что тьебе нужно знать.
Пожав плечами, Рауд почесал щеку, заросшую щетиной, и уже собирался отойти в сторону, как наемник вновь заговорил:
— Ты нье похож на севьерянина. Таких волос у них нье бывает.
— Моя мать — дочь зиеконской рабыни, — Рауд никогда не делал из этого секрета. Говоря по правде, он даже гордился тем, что ему — по сути, бастарду — удалось подняться так высоко. Возможно, все дело было в дяде, который не любил своего брата, но души не чаял в нечистокровном племяннике, которого ему отдали на воспитание практически за ненадобностью.
Где сейчас были единокровные братья Рауда? Все трое кормили в могиле червей, а он, хоть и потерпел недавно поражение, все еще оставался грозой северных морей. Дело в человеке, а не в крови — в этом капитан не сомневался.
— В Хидьяс ты был бы в почете, — Практически без акцента сказал Флавио, — У нас любят бастардов. У нас их считают равноправными насльедниками.
— Странный вы народ, южане, — Хмыкнул Рауд.
— Или вы, — Буркнул себе под нос наемник.
Спустя минуту он все-таки сдался и потопал к костру, чтобы согреться, а Рауд все еще стоял возле дерева, понимая, что ответ на свой вопрос он так и не получил. Но на душе все равно стало чуть спокойней, чем было до этого. Какая-то его часть и вовсе загорелась любопытством и захотела узнать, что же будет дальше с ним, наемниками и свитком.
Глава 16. Кирация. Окрестности Талаара. Анкален
Небольшое рыбацкое суденышко с не самым поэтичным названием “Живучий лосось” едва вмещало на свой борт тридцать человек, так что Джеррету пришлось существенно сократить свой экипаж. Большую часть своих людей он оставил в Талааре, а на корабль взял только самых преданных и необходимых — как-никак, вернувшемуся королю полагалась хоть какая-то свита.
И все же на душе у адмирала было неспокойно. Стоя на палубе чужого корабля, облаченный в чужие одежды и назвавшийся чужим именем, он вынужден был молча наблюдать за тем, как капитан “Лосося” распоряжается его людьми и ведет свое корыто к столице. Потомственный рыбак Хетинг показался Джеррету человеком крайне неприятным, но судьба не оставила ему выбора — пришлось согласиться на главное капитанское условие — командовать будет он сам.
Издалека Хетинг напоминал дубовую бочку, вблизи — уродливую детскую куклу с огромным пузом и неподходящими к телу тонкими конечностями. При разговоре он брызгал слюной так, что мог без усилий заплевать собеседника. И все же как назло, в Талааре не нашлось больше ни одного подходящего для этого путешествия корабля.
Который день подряд Джеррет подавлял несвойственное ему раздражение, вызванное то ли персоной Хетинга, то ли дурным предчувствием, поселившимся у него в душе с того самого дня, как Престон хорошенько отчитал его за “самодурство”.
Другу крайне не понравилось, что Джеррет позволил этой эделосской девчонке — Селин — плыть с ними. Чем была вызвана столь явная антипатия к этому безобидному созданию, адмирал не знал, но убедить Престона в том, что встреча с камарилами означает для бедняжки верную смерть, он так и не смог. Друг видел в ней то ли предательницу, то ли шпионку, но Джеррет девчонке верил — уж больно правдоподобно выглядел ее страх и постоянное замешательство.