Ветувьяр

— Парни не обижают?

Тряхнув волосами, девушка отрицательно покачала головой и смущенно потупила взгляд.

— Я вообще пришел кое-что предложить, — Не стал смущать бедняжку Джеррет, — Не хотите научиться кирацийскому? Думаю, вам это будет полезно, если вы не собираетесь возвращаться на родину…

На мгновение Селин подняла на него глаза и словно немного приоткрылась — Джеррет наконец увидел в ней что-то кроме беспросветного страха. То ли любопытство, то ли что-то еще, но все-таки не то восторженное обожание, которым лучился Атвин.

— Но… — Замялась она, вновь завернувшись в броню из страха, — Смогу ли я? Я не уверена, что у меня получится…

— Вы не узнаете, пока не попробуете, — Как можно мягче сказал Джеррет. Говоря с Селин, он каждый раз боялся, что резкий тон его голоса невольно спугнет девушку, и она начнет видеть в нем лютого врага.

— Хорошо, — Неуверенно согласилась она.

Джеррет попытался улыбнуться, надеясь, что улыбка эта вышла дружелюбной, а не зловещей. Девушка вновь несмело подняла глаза и пристально посмотрела на него, словно собираясь что-то сказать. Руки ее нервно теребили прядь волос.

— Не бойтесь, говорите, — Поторопил ее адмирал.

— Скажите, чего хочет от меня ваш повар? — Осмелилась она, — Он так часто что-то говорит мне, а я даже не знаю, как себя вести…

Кажется, они с Атвином были созданы, чтобы его смешить. Джеррет вновь расхохотался, через силу вынуждая себя успокоиться и не смущать даму.

— Я поговорю с ним, — Сквозь смех вымолвил адмирал, — Он — тот еще старый болтун, которого хлебом не корми — а дай кому-то засорить голову. Он просто считает, что вы слишком… худощавы для мальчика-подростка, а потому нужно побольше налегать на его стряпню. Не воспринимайте его болтовню всерьез.

Джеррет не ожидал, что Селин улыбнется, но девушка словно вновь на мгновение забыла о своей боязливости и решила показать другую свою сторону.

Не желая дать ей закрыться в себе еще раз, адмирал решил, что пора уходить. Отстранившись от стены, он развернулся и уже перешагнул через порог, когда Селин неожиданно добавила:

— Спасибо вам.

Ошарашенный этой фразой, Джеррет даже развернулся и переспросил:

— За что?

— Вы очень добрый, — Едва слышно прошептала девушка.

Он дождался, когда Селин поднимет глаза, и только тогда сказал:

— Вы не видели добрых людей. По сравнению с ними я — сущий дьявол.

*

Ремора помнила Анкален двадцатилетней давности, когда люди, ведомые паникой и страхом, сломя голову неслись прочь из города или пытались укрыться где-то на окраинах. Бедные кварталы превратились в сущие трущобы, кишащие крысами и умирающими бездомными, а богатые дворянские районы, украшенные помпезными особняками, словно бы вымерли, оставшись без жителей, разъехавшихся по своим далеким поместьям.

На улицах тогда царили грабежи и разбой таких масштабов, что городская стража попросту не справлялась, а после каждой ночи приходилось собирать растерзанные тела горожан. Уже тогда Ремора поняла, что люди превращаются в зверей, если не пытаться сдерживать их.

И ведь сейчас столица упрямо катилась к тому же самому состоянию. Едва въехав в город в компании таких же безумцев, что и она, Ремора увидела вереницу повозок и телег, что собрались у ворот, требуя выпустить их из города. Испуганные крестьяне наспех собирали свои пожитки и удирали из Анкалена, опасаясь за свои жизни и имущество, но гвардейцам, видимо, было приказано никого не выпускать.

Для въезжающих были отведены маленькие боковые ворота, большие же были заперты тяжелыми деревянными створками и железными решетками. Их, словно осажденную крепость, удерживали несколько десятков гвардейцев с пиками и саблями. Народ кричал и волновался, в запряженных старыми клячами телегах плакали дети, а в солдат летели булыжники, но ворота оставались незыблемы.

Еще глубже натянув капюшон, скрывающий ее белые волосы, Ремора дернула поводьями и пустила Калистину кобылу рысью, лавируя между разломанными телегами и разбитыми бочками. Ей хотелось поскорее уехать подальше от этого безумия, хотя принцесса уже знала, что с ума сошел весь город.

Она двигалась дальше, но впереди ее взору открылись не менее удручающие картины — кто-то додумался устроить балаган прямо посреди площади Трех гильдий. Чумазые крестьянские дети столпились вокруг наспех сколоченной сцены, где два человека, наряженные шутами, показывали кукольное представление. Странность кукол была заметна даже издалека — две игрушки сшили в одну так, чтобы у человечка было по четыре руки, четыре ноги, и по две головы. Естественно, у одной куклы головы были рыжая и белая, а у другой — белая и черная.

Шуты выкрикивали какие-то пламенные речи, бросая кукол на землю и топча их ногами, а Ремора ехала дальше, в сторону здания торговой гильдии, напротив которой словно из ниоткуда вырос эшафот. Помимо плахи здесь красовалась и виселица, а на пиках болтались изъеденные воронами отрубленные головы. Карканье и сейчас раздавалось где-то над головой, но пировать разлагающейся плотью наглые падальщики почему-то не спешили.