Ветви Ихуа

— Да она и сейчас мертвая! Мертвее не бывает! — Инза говорил таким тоном, словно Зубров не понимал очевидной истины. — Она реструктурирована. И мы ее пьем. А вот бушмены — те запросто без нее целую неделю обходились. Бабы бушменские — те вообще, подобно верблюдам, особые курдюки на бедрах имели. В них вода накапливалась, ясно? Но с этого самого места, друг мой, начинается совсем другая эволюционная теория. — Он хитро ухмыльнулся, погрозил Зуброву пальцем. — Эта теория представляет собой нечто среднее между нашей, официальной, и ихней, болгарской, но в отдельности обе они ошибочны, понятно? И болгарская, и наша.

Инза поднес чашку к губам, и глаза его сделались большими и как бы стеклянными: он над чем-то сосредоточенно размышлял.

«Для чего он мне все это рассказывает?» — нервно думал Зубров.

— Пора науку из заблуждения выводить, — торжественно сказал Инза, словно отвечая на его вопрос. — Да только не сразу, не одним махом, а понемногу. Микроскопическими шажками. Наши потомки обязаны правду знать, и кто, если не мы, эту правду им откроет? Но не думай, что я так наивен, чтобы орать об этом во всю глотку. Я не собираюсь открывать перед ними все карты, не собираюсь. Я всего лишь хочу заложить зерна сомнения. Понял меня, а?

Зубров отхлебнул кофе и не почувствовал вкуса.

— Правда, конечно, нужна, — нехотя согласился он и глянул в сторону дверного проема.

«Науку — из заблуждения, — подумал он. — Правда для потомков… Кем ты себя возомнил, Инза? И что делаю я рядом с тобой, крамольником?»

— Ладно, ладно! — неожиданно бодрым тоном сказал Инза. — Ну что, по пятьдесят граммов на душу населения? Есть отличный «Ахтамар».

— Нет, спасибо, Инза, я не…

— Обижаешь. Говорю же тебе: всего по пятьдесят. Тем более что настоящий «Ахтамар».

Он открыл дверцу письменного стола и достал наполовину пустую бутылку и два маленьких стаканчика.

«Может, все это было шуткой?» — подумал Зубров с надеждой.

— Вообще-то предпочитаю мавроканский «бренди», — сказал Инза, — но когда в отечество возвращаюсь, пью только «Ахтамар».

«Нет, эти поездки заграницу все-таки сильно его избаловали, — заключил Зубров. — Слишком уж далеко он зашел в своих теориях. С ума сойти, и как я не заметил всех этих ересей в его писанине? Надо сказать ему прямо сейчас, что я отказываюсь от этой подработки…»

Зубров поставил чашку на столик и машинально посмотрел на пальцы, — он так и застыл, глядя на них. Черт побери! Как эти толстые обрубки могли напечатать двадцать четыре страницы из диссертации Инзы Берка?

Зубров положил руки на бедра и, закрыв глаза, представил, что под пальцами у него клавиатура его печатной машинки «Зенит». «СТОИТ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ПОДРАБОТКИ» — повторил он фразу мысленно, и пальцы привычно забегали, ударяя по воображаемым клавишам. Он открыл глаза и снова посмотрел на пальцы, пытаясь вспомнить, каким образом ему удалось преодолеть трудности, связанные с освоением машинописи.

Да, он хорошо помнил, как однажды на четвертом курсе купил печатную машинку в комиссионном магазине на углу Бородинской и Печатной в центре Багровска, как потом с немалым трудом раздобыл самоучитель, и как много пришлось заниматься, пока он не научился печатать бегло. Но самое главное — то, как же все-таки удалось совладать с маленькими клавишами «Зенита» — это он напрочь забыл.

Инза разлил коньяк и протянул Зуброву стаканчик.

— А ведь ты наш человек, наш, — сказал он. — Нутром чую. Ты — не одна из этих тряпичных кукол, которых сверху за ниточки дергают. Все стараются друг другом манипулировать. Знаешь, как я все это называю? Манипуляториум. Просто молод ты еще, не все пока понял.

«Сколько ему лет? — подумал Зубров. — Лет на семь всего старше, а говорит точно старик. Когда мы познакомились на том семинаре, в Багровске, ему было лет двадцать восемь… А было это недавно».

— Ну, за зерна сомнения! — предложил Инза.

Зубров сдержанно с ним чокнулся и выпил.

Он снова вспомнил о деньгах, которые Инза должен был ему за работу, но после того, что он узнал о содержащихся в рукописи идеях, желание получить вознаграждение утратило первоначальную остроту.

На ум почему-то пришел Локков, и враз сделалось неуютно.

— Ладно, наверное, я пойду, — сказал он.

— Да брось, мы только начали! — К Инзе вернулось его обычное жизнерадостное настроение. Он быстро наполнил стаканчики и снова подал Зуброву. — Давай, давай!

— За что? — Спорить с Инзой было напрасным занятием, так что единственным выходом было ускорить процесс.

— Давай за тебя, дорогой. Чтоб жить было легко.

«Да, не помешает», — меланхолично подумал Зубров и выпил.

Он стал рассматривать стаканчик, прислушиваясь к тому, как внутри растекается тепло. На душе стало веселей.

— Так что ты говорил насчет зараженной воды?

Инза взял у него из руки стаканчик и разлил оставшийся коньяк.