Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I

Командировку Иванова, конечно, «временно отложили». Через несколько дней стали вызывать на беседы. Сначала спрашивали, почему не был достаточно убедительным? Почему, будучи профессиональным дипломатом, не смог достоверно сыграть «порыв»? Но с каждым днём тучи над ним сгущались. И недели через две-три вопросы стали гораздо жёстче – где и как сообщил американцам, что звонок – «деза»? Кто, когда и как завербовал? И неизбежный финал – арест.

Но ни арест Иванова, ни бесплодные поиски его возможных сообщников среди сотрудников и обслуги американского посольства, к большому разочарованию организаторов операции, не меняли результат – никакой реакции со стороны американцев на информацию Иванова не последовало. Стало ясно, что операция провалилась.

Где же была допущена ошибка? Мне кажется, что ответ содержится в тех же мемуарах Л. Копелева:

«…Американец – говорил лениво-медлительно и недоверчиво-равнодушно.

– А потшему вы это знаете? А потшему вы эту информацию нам даваете? А что хотите полутшит?.. А потшему я могу думать, что вы говорил правда, а не делал провокейшн?

Тот отвечал натужно. Раз-другой прорывались нотки истерического отчаяния:

– Но это я не могу вам сказать… Поймите же, я очень рискую… Почему вам звоню? А потому что я за мир.

– О, аи си! (Прозвучало едва ли не насмешливо.)».[449]

Прозорливости американца можно позавидовать! Ведь ответ звонящего «А потому что я за мир» в этой нервной ситуации высвечивает его «советскую суть» лучше рентгена – это же типичный штамп из политинформации. Звонящий действительно сначала натужен, а потом, в «истерическом отчаянии» от срывающегося выполнения задания, практически сбрасывает маску и впадает в митинговый угар. Ситуация прямо по Галичу:

Который год я вдовая,
Все счастье – мимо,
Но я стоять готовая
За дело мира…[450]

Очень трудно представить себе, что так может говорить солженицынский Иннокентий Володин, холодный интеллигентный сноб с дипломатической выдержкой и выучкой.

10.12. В. Певцов в роли И. Володина в экранизации романа «В круге первом».[451]

Он мог растеряться, мог сказать что-то невнятно-нейтральное, но в серьёзном разговоре с американским коллегой в качестве аргумента своей искренности истерически выкрикнуть «Я за мир!» он просто психологически не мог.

В этом диалоге говорящий выглядит средней руки выдвиженцем, испуганным предстоящим нагоняем на партсобрании.

«Речь, интонации грамотного, бойкого, но не слишком интеллигентного горожанина. Не москвич, однако и не южанин…Усредненный обезличенный говор российского провинциала, возможно дипломированного, понаторевшего в столице…»,[452]

– так характеризует его голос Л. Копелев. Короче, «образованец», как позднее найдёт точное определение таких людей сам А. И. Солженицын.

Сексот «Иванов» выдал себя своей искренней совковостью. Здесь, в СССР, это качество было настолько естественным и практически всеобщим, что, как и в случае с героем песни Галича Климом Петровичем, просто не замечалось.

Но работник американского посольства, как опытный дегустатор, «учуял его за версту». И не стал утруждать своё руководство информацией об этой глупой провокации чекиста.

По иронии судьбы эта прозорливость посольского работника через много лет была квалифицирована ФБР как ротозейство:

"если такой звонок действительно поступал в американское посольство в Москве и если он не был записан на пленку, то его содержание по меньшей мере следовало отразить в документах".[453]

Это цитата из отчёта агента ФБР о встрече с А. И. Солженицыным в 1978 году. От себя Шитов добавляет:

«Иными словами, ФБР мягко попеняло посольским ротозеям на то, что к некоторым сигналам тем стоило бы и прислушиваться».[454]

Но в данном случае, если бы «посольский ротозей» прислушался к истерике «Иванова», это принесло бы ФБР много «пустых хлопот» ☺.

Вермонтское интервью