Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I

«Классификация конфиденциальности будет адекватна для материала, предоставленного [цензурное изъятие] в случае, когда информация относится к советским гражданам и её можно перефразировать. Но некоторая информация, предоставленная этим источником, в силу самого его характера, требует самой высокой степени секретности, поскольку её раскрытие любым посторонним лицам могло бы иметь серьезные последствия для международных отношений и для национальной безопасности».[510]

Отметим, что имя этого источника цензурируется в тексте документа, тогда как имя Литвина оставлено в его заголовке!

Дело ФБР «George Abramovich Koval» документ объёмный, хаотичный, бюрократичный (содержит в основном меморандумы и формальные отчёты агентов, в нём почти отсутствуют первоисточники), к тому же сильно «прореженный» цензурными изъятиями.

С точки зрения эвереттической истории это клубок обрывочных и перепутанных ветвлений альтерверса, поэтому оценить вероятностную достоверность любой реконструкции последовательности ветвлений и их склеек, не представляется возможным.

В этих условиях я полагался только на свою интуицию. Но это позволило получить одну из логически обоснованных реконструкций.

Очевидно, что стратегический замысел операции «Перебежчик-1962» состоял в том, чтобы дезориентировать ФБР в поисках советских агентов. Тактически это означало, что было нужно «принизить» роль Коваля как атомного разведчика путём введения в игру новых лиц, реально работавших с Жоржем, и «размыть» лица уже известных ФБР советских разведчиков 1940-х годов.

Для этого следовало дезавуировать показания «Перебежчика-1954» и, если они всплывут, материалы операции «Звонок в посольство» 1949 года. И когда Информатору («перебежчику-1962») американцами была показана фотография Б. Лассена и сообщено, что это эмигрант, родившийся в России, который возглавлял REC в 1940–1949 гг., информант сообщил, что

«не знает названия Raven Electric Company (REC) и не узнал фотографию Лассена».[511]

Когда его стали спрашивать о Ковале, сообщив имеющуюся в ФБР информацию о нём (служба в армии, работа в Ок-Ридже, учёба в CCNY, предполагаемый оперативный псевдоним Аршанский (Arshansky)), он сказал, что

«…смутно вспоминает имя Коваль, а вот псевдонима Аршанский не знает…».[512]

И вообще, на основании представленной информации и своих воспоминаний он считает, что

«несомненно, Коваль – это Литвин».[513]

Тем самым вопрос о том, кто же в 1940-х годах был «главным атомным шпионом», снова запутывался и требовал от ФБР нового разбирательства. Прежняя связка «Коваль – Лассен» в этом качестве оказывалась сомнительной. И тут нужно было указать фэбеэровцам на новый предмет их разработок.

В качестве такой «приманки» и были выбраны М. В. Дзюмага и З. В. Литвин. Чем был обоснован выбор именно этих разведчиков ГРУ, реально работавших в Нью-Йорке по атомной тематике вместе с Жоржем, мне пока неизвестно.

Никаких данных о М. В. Дзюмаге в открытых источниках обнаружить не удалось. Но то, что на стенде в музее ГРУ, где представлены портреты А. Адамса и Ж. Коваля, его портрета нет, свидетельствует, что его роль в выполнении задания Жоржа была не слишком велика.

Но об этом знали в Москве, а в Нью-Йорке в 1962 году сведения о каждом новом участнике советского «атомного шпионажа» 1940-х годов вызывали большой интерес, поскольку, как надеялись в ФБР, позволяли обнаружить и «залатать» те дыры в системе охраны атомных секретов, через которые они утекали к советской разведке.

Результаты работы ФБР по поиску сведений о М. В. Дзюмаге тоже скромные. Удалось установить, что он родился 02.08.14, регистрировался по закону Берка-Уодвордса, имел оперативный псевдоним «Папа» (Papa), работал в REC в июне 1943 года и жил в Нью-Йорке по нескольким адресам.[514]

Это означает, что в момент расследования (1962 год) Дзюмаге было 48 лет и он вполне мог, как и Жорж, в это время жить в СССР. А поиск информации о нём в советском Союзе – это сложная, затратная и опасная для ФБР задача. Как развивались события в этой ветви альтерверса – тема отдельного будущего исследования.

Поиск по второму «сданному» разведчику – Л. З. Литвину – по открытым отечественным источникам оказался более успешным:

10.17. З. В. Литвин. 1990 г.[515]