Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I

«…дракон и собака – известный масонский символ противостояния мира реального и мистического, их битвы за человека».[115]

Как видим, обе – и страшная реальность тощей собаки, и ужасная мистика костлявого дракона – у Шехтеля представлены в крайней степени истощения: их противостояние длится со дня «сотворения мира» и победу одержать не может ни одна из сторон.

В случае суда над Жоржем в этом ветвлении его альтерверса парадокс заключается в том, что, как было показано в предыдущей главе, во время начала своей работы в 1940 году в Нью-Йорке он жил в доме, принадлежавшем общине, тесно связанной с масонами. И тамошние символы были гораздо оптимистичнее – циркуль и наугольник. Получается, что в Америке масонство покровительствовало Жоржу, а в Москве покровительствовало его гонителям.

Конечно, такая ассоциативная связь есть не что иное, как моя «эвереттическая спекуляция». У читателя другой «мировоззренческой ориентации» возникнут другие ассоциации о связи дома П. П. Смирнова с биографией Жоржа и промелькнут иные волокна его альтерверса.

Например, ворсинка, в которой студент Коваль в 1934–1936 гг. любуется великолепным протяжённым фасадом этого особняка (уже тогда занятого Военной прокуратурой), пробегая мимо него со своей Милой на сеанс в кино или на спектакль театра ВЦСПС А. Д. Дикого в расположенное в «шаговой доступности» от Менделеевки (для молодых-то ног ☺…) здание кинотеатра «Колизей» на Чистопрудном бульваре. При этом его совершенно не интересует то, чем занимаются люди в здании с таким красивым фасадом.

Но ни парижский процесс (ни, тем более, какой-то суд над «предателем Ковалем» в рассмотренном волоконце альтерверса) не были самой большой «головной болью» Лаврентия Павловича в начале 1949 года. Гораздо больше его волновало то, что срывались сроки готовности первой атомной бомбы. Атомная тематика была для него главной в это время. Среди потока документов, которые ежедневно ложились на его стол, именно «атомные» он читал с особым вниманием.

Тому были серьёзные основания. Дело в том, что именно в начале 1949 года международное положение обострилось настолько, что опасность случайного военного конфликта в Европе, мгновенно перерастающего в Третью мировую войну, стала вполне реальной. А Третья мировая – это атомная война…

Краткое описание эволюции состояния международных отношений в нашей ветви альтерверса, приведшей их к 1949 году на грань новой войны, сводится к следующему.

Совместная Победа во Второй мировой войне породила международную эйфорию:

07.10. Почтовая марка СССР 1943 г.[116]

Но эта эйфория быстро остывала. В 1946 году, после предвыборной речи Сталина 9 февраля и фултонской речи Черчилля 5 марта она уже практически испарилась, и международные отношения перешли в состояние «остывающего мира». А после Лондонского совещания Англии, Франции, США и стран Бенилюкса[117] 23 февраля – 6 марта 1948 года, фактически заложившего основы создания ФРГ, и, последовавшего в ответ на её решения демонстративного выхода СССР из Союзнического Контрольного совета[118] 20 марта 1948 года, они уже вполне адекватно описываются термином «холодная война».

А на войне как на войне…

«В период между 31 марта и 10 апреля 1948 года СССР потребовал, чтобы все поезда, идущие в Берлин из западных зон, подвергались досмотру. Впоследствии, 12 июня, из-за ремонтных работ было прекращено дорожное сообщение с Западным Берлином, затем 21 июня прекратилось речное сообщение, и 24 июня – по «техническим причинам» – железнодорожное сообщение».[119]

Началась транспортная блокада Западного Берлина. Запад ответил организацией «воздушного моста». Началась финансовая война – Запад ввёл свою «оккупационную валюту», Советский Союз – свою. Берлин выживал за счёт воздушных поставок и невероятно расцветшего «чёрного рынка» – никакой границы между Западным и Восточным Берлином не было, а Восточный Берлин снабжался Советской военной администрацией Германии.

При этом, как свидетельствуют современные исторические исследования,

«важной чертой этого острейшего международного кризиса холодной войны было нежелание ни одной из сторон "сделать первый выстрел", развязать крупномасштабный военный конфликт».[120]