Читаем Вьеварум полностью

Счастлив начальник, окруженный семьей таких сотрудников! Счастлива семья, собирающая вести и подслушивающая всю Вселенную для передачи такому графу…"

Граф Петр Шувалов в карьере преуспел. В конце 1860-х годов сделался всемогущим шефом жандармов, вторым лицом в империи. О нем Тютчев писал:

Над Россией распростертой

Встал внезапною грозой

Петр по прозвищу четвертый,

Аракчеев же — второй.

Многие тайны семьи Перцовых остаются нераскрытыми… Несколько десятилетий назад историк, ныне академик, Милица Васильевна Нечкина пришла к выводу, что и третий брат, Константин Перцов, чиновник особых поручений при казанском губернаторе (от него — пакет "брату Эраське"), посылал в Лондон подробное описание крестьянских волнений. Есть подобные «подозрения» и на других членов этой замечательной семьи…

После событий 1861 года Перцовы, однако, вряд ли продолжали нелегальную деятельность.

Что может быть труднее, губительнее для человека, для целого поколения, нежели тишина, многолетний застой после бурных лет, несбывшиеся надежды?

К середине 60-х годов старые бойцы погибли, ушли в Сибирь, сошли со сцены. Будущие подпольщики еще ходили в гимназию или спали в колыбели.

Многие из вчерашних помощников Герцена, Чернышевского сочли прямую борьбу бесплодной, ушли в другую деятельность. Что-то в этом роде, видно, произошло и с Владимиром Петровичем Перцовым. Лет десять спустя никто бы не заподозрил в постоянном сотруднике умеренно-либеральных журналов, отставном статском советнике, бывшего герценовского корреспондента, ошеломлявшего власть угрозой «топора». Но Владимир Перцов, уйдя со службы, был в расцвете сил — ему не было и сорока. Для Эраста Перцова все было куда сложнее и тяжелее… Ему уже под шестьдесят, и жизнь, конечно, не удалась. Были в этой жизни две кульминации, два высших взлета, подъема сил, духа, способностей: первый раз — когда Пушкин находил в нем талант, хвалил "стихотворные шалости", гостил в Казани. Второй раз — тридцать лет спустя, когда он беседовал с Герценом и добывал для него сокровенные тайны власти, когда сочинял свои замечательные записки…

В первый раз — в молодости — лучшие годы Эраста Перцова завершились доносом. И во второй раз — донос и арест… Его, правда, выпускают, но третьему взлету — он, конечно, знал — уже не быть. Впрочем, мы можем лишь гадать о последних годах Эраста Перцова. И о его причинах самоубийства в 1873 году, шестидесяти девяти лет от роду, "вследствие стесненных финансовых обстоятельств"

* * *

Набежали новые занятия, задачи, проблемы. Братья Перцовы вспоминались часто — как добрые старинные знакомые.

Но среди новых дел я, случалось, задумывался о том, что надо бы еще поискать — найти какие-нибудь документы, разыскать потомков… С поисками документов дело не пошло: письма, бумаги Перцовых, очевидно, разбрелись между родственниками. Но как их найти? Может быть, взять все адреса Перцовых, обитающих в городе Москве, и каждого спрашивать: "Простите, вы не внук или правнук того Перцова, который знал Пушкина или Герцена?"

Известно, что Перцовы родом из Казани. Их дом был важным центром культурной жизни старого города. Кроме Пушкина, там бывали Лобачевский, Лев Толстой и другие замечательные люди… Но в Казань мне никак не удавалось съездить. — Нет ли у вас там архива Перцовых? — допрашивал я приехавшего в Москву казанского ученого Ефима Григорьевича Бушканца.

— А вы не смотрели у Петра Петровича Перцова? Ведь он наш, казанский, и, должно быть, из той же семьи.

Петр Петрович Перцов был довольно известным в свое время поэтом, философом, искусствоведом. Принимаюсь читать его воспоминания, вышедшие в 1932 году, и уже на первых страницах узнаю, что он — племянник Эраста и Владимира Перцовых, сын одного из младших братьев. У Петра Петровича нашлось много интересного про старую Казань, еще больше — о литературном мире на рубеже XIX–XX столетия. Вспоминал он, правда совсем немного, и о своих дядях.

Петр Петрович Перцов скончался в глубокой старости, уже после Великой Отечественной войны.

А как же найти потомков Эраста и Владимира Перцовых? Пишу в разные архивы, добываю справочные книги о Казани и Казанской губернии. Даже по радио обратился. Однако ничего нет.

Однажды прихожу на заседание научного студенческого кружка Московского историко-архивного института. Руководитель Сигурд Оттович Шмидт рекомендует меня как представителя "детективно-исторического жанра", и в качестве такового я долго и усердно рассказываю о таинственных героических корреспондентах Герцена, которых так трудно и интересно искать. Рассказал и о Перцовых.

Потом были вопросы, и одна девушка в очках задавала их настолько умело, что докладчик должен был с деланным смехом признать кое-какие ошибки и неточности своего изложения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза