Въездное & (Не)Выездное

Аландцы в шведском и финском бытовом сознании занимают место примерно шотландцев в сознании английском и евреев в сознании мировом, то есть скуповатых богатеев себе на уме. Паромная компания Viking Line плюс еще шесть десятков крупнотоннажных судов, – все это у аландцев в собственности. За 28 тысячами аборигенов вообще числится чуть ли не 25 тысяч яхт, яхточек, катеров, катерков и лодок, и нормальный аландец – это банкир, который держит в шхерах на сдачу пару коттеджей, ездит на 15-летнем «вольво» (но «вольво» же ездит!), а на своем катере, помимо 200-сильного, держит и маломощный моторчик, чтобы не жечь зря горючку по время глубоководного троллинга тайменя (паруса и весла, думаю, он прячет в кокпите).

Экзотики на Аландах – не меньше, чем на каких-нибудь островах Кука. В мрачные Средние века здесь сжигали ведьм, чем сильно проредили женское население (вот почему, возможно, Аланды так малообитаемы), на архипелаге нередки рощи скрюченных, довольно страшных берез, выросших, по преданию, на месте кладбищ ведьм. Асфальт (во Франции были? Так вот, дороги во Франции – проселок, а не дороги по сравнению с Аландами!) – рыжего цвета (в него подмешивают местную скальную оранжевую породу). Живности нереальное количество, и ночью в лесу кто-то мяучит, бабучит и хнычет, а поутру прямо под носом обнаруживаешь следы неведомых зверей.

И, пока меня не слышат патриоты из числа истинно русских: русских на Аландах совершенно нет. По крайней мере, в тот недавний год, когда я там верхом на велике собирал грибы (минуточку, минуточку: сейчас я до грибов дойду!), русских на Аландах было четыре семейства. Упомянутого уже консула, мое собственное, вышедшей замуж за местного банкира питерской филологини Саши Решетовой и семьи парня из Минфина, который умудрился изо всех островов не просто выбрать тот же, что и мы, Eckero, но и снять коттедж рядом с нашим. Очень милое, кстати, было семейство, отцы, дети и деды, а заправлял всем спец по региональным трансфертам по имени Миша.

И вот в первый же день я увидел, как Мишино семейство извлекает из багажников металлические ящики типа мангалов, только закрытые.

– Под рыбу? Коптильни? – поинтересовался я у трансфертиста, к тому моменту уже сагитированному поблеснить щуку с лодки.

– Сушильни, – отвечал Миша. – Под грибы. Мы второй год с ними приезжаем.

Я мысленно хмыкнул. Моя теща, например, на даче под Выборгом в промышленных количествах закатывает трехлитровые банки с огурцами, смысл которых – занимать место в кладовке. Но, когда процесс важнее результата, полагается не крутить у виска, а вежливо кивать. Жене я на всякий случай сказал, что грибов, должно быть, на островах много, – и отправился за велосипедом в прокат, располагавшийся неподалеку от гастронома c именем не то Kantarellit, не то Kantarell, что в любом случае (и по-шведски, и по-фински) означает «лисички». Потому что и в Финляндии, и в Швеции никаких лесных грибов, кроме лисичек, жители не признают, считая все прочие заведомой отравой (известный эпизод в рогожкинской «Кукушке» есть чистая правда).

Когда я вернулся с велосипедом, над Мишиным коттеджем веял аптечный дух сушеного гриба. Я снова мысленно хмыкнул (с собой он грибов навез, что ли?) и решил прокатиться до ближайшей бухты: там, судя по карте, был рыбацкий причал. Я отъехал метров десять от коттеджа и дал по тормозам. У обочины росли крепенькие, замечательные, напоминающие детские кулачки сыроежки. Я вернулся домой за ножом и пакетом, набрать по пути грибов на ужин. Проехал еще метров десять. У обочины рос замечательный подберезовик. Через метр обнаружился подосиновик. Затем снова крепкие сыроежки. Через десять метров – россыпь волнушек. Потом пошли снова подберезовики, сыроежки, подосиновики, ага, вот белый, еще белый… Ух ты, рыжик! Еще рыжик! В полукилометре от коттеджа обнаружился первый груздь (за все время походов по грибы в центральной России я груздь находил лишь однажды, – точнее, однажды нашел его мой дед, показав мне его с тем видом, с каким в петербургском Зоологическом музее посетителям демонстрируют мумию моего тезки мамонтенка Димы). Еще через полкилометра (пакет был почти полон) я стал кривить губу при виде сыроежек, а когда добрался до бухты, то кривил уже при виде чего угодно, кроме белых и груздей.

Нет, я хочу, чтобы вы поняли: я не фанат грибного сбора. Но тут было нашествие, атака грибов на меня. Я оборонялся. Я размахивал ножом, беря грибы прямо в седле, испытывая азарт мерзавца, который с вертолета гонит краснокнижных архаров по горам. (Но я не был мерзавцем! Клянусь! И в Финляндии, и в Швеции, и на автономных Аландах леса общие, и грибы-ягоду может брать кто угодно и без лицензии – в отличие от щуки!)

На следующий день жена и ребенок отправились по грибы со мной.

Еще через день ребенок отказался принимать в грибном расстреле участие, – он грибами был сыт по горло в самом буквальном смысле (мы их не ели только на завтрак).

Миша со своим семейством мангалил с утра до вечера на полную мощь.