Тут нужно заметить следующее. У любой фискальной политики два аспекта. Первый – собственно фискальный, позволяющий пополнить бюджет: и я бы очень хотел видеть цифры, чтобы понять, сколько денег приносят Эрмитажу иностранцы, а сколько – граждане России, чтобы подискутировать, не выгоднее ли Эрмитажу единый билет, скажем, в 200 рублей. Второй – идеологический: любая льгота показывает, что обществом поддерживается, а что нет. То есть льготы для молодых и пожилых вытекают из социальной уязвимости этих категорий, и это нормально. Но идеологический посыл двойных музейных цен для взрослых таков: россияне нуждаются в поддержке, и иностранец эту поддержку обязан обеспечить. Ведь мы не такие, как все.
Мне такая – в пользу своих – установка представляется стыдной. «Иностранец» не обязательно дядюшка Скрудж. Иностранцы – это и граждане СНГ (где жизнь часто просто бедна), и бэк-пэкеры, туристы с рюкзаками, останавливающиеся в хостелах или BB. А «рэндж-роверами» и «кайенами» нуждающихся в дотациях россиян забиты все подъезды к Эрмитажу (а ну-ка, если в Лувр, в порядке единых стандартов, для русских установить четверную цену?!).
Эта установка ужасна еще и потому, что не дело музея определять, кто из взрослых людей беден, кто богат. Дело музея: а) свои сокровища сохранять, б) знакомить с ними максимальное число людей. Не говоря уж о том, что предъявление аусвайса (то есть доказательства, что ты – это ты) по сути своей унизительно. Да-да, мне унизительно показывать паспорт даже пограничнику, и потому меня так радует Европа без границ – но, замечу, пограничник действует хотя бы от имени государства, а Эрмитаж – по инициативе Пиотровского.
Поэтому, когда билетерша в Эрмитаже потребовала от меня паспорт, я был потрясен. Я мог заплатить за билет 400 рублей, не в этом дело. Но рядом плакали две подружки без паспортов, у которых денег на полные билеты не хватало. И объясняла что-то тщетно белоруска, говорившая, что всю жизнь проработала на СССР. Это было невыносимо. Невыносимо и унизительно настолько, что на радиостанции «Вести ФМ», где по понедельникам и пятницам у меня в ту пору был утренний эфир, я немедленно устроил обсуждение.
Поучаствовать я пригласил атташе по культуре посольства Франции Бланш Гринбаум-Сольгас (она раньше была главным куратором музеев Франции и сказала, что во Франции льготы существуют для молодых и пожилых, но по гражданству никто никого не делит, и что российская ситуация иностранцам «обидна»), и замдиректора Третьяковки Марину Эльзессер (она сказала, что в Третьяковке паспорт не спрашивают и что иностранцы не обижаются) – и, разумеется, Михаила Пиотровского. Чья пресс-служба заявила, что он невероятно занят, и что вообще никто из Эрмитажа участвовать в эфире не может. Поэтому мне пришлось звонить ему в прямом эфире на сотовый телефон, за что я тут же получил обвинение в «неинтеллигентности» (за что я был готов извиниться – в случае если директор Эрмитажа, конечно, оплачивает телефон за свой счет, а не музея).
И от Михаила Пиотровского я услышал, что да, гражданство нужно доказать, и что это вполне нормально. И он добавил, что паспорта нужны, чтобы по льготной цене в Эрмитаж не попадали «жулики и аферисты».
«Жулики и аферисты не имеют права на Рембрандта?» – спросил я, не веря своим ушам, ибо видел на входе этих аферисток, этих плачущих девушек. «Имеют, но за полную цену», – уточнил Пиотровский.
И я понял, что стояло за его словами. За ними стояла не идея открытости культуры, и не идея общности мира, и не идея объединения людей, – а идея культурного распределителя. Хозяин которого неподотчетен получателям и сам решает, кому, сколько и чего предоставить (и которого получатели благотворят за льготы). Я понял вдруг в секунду многое – даже то, отчего наши музейные бабушки-хранительницы в музеях так набрасываются на тебя, охраняя «культурное достояние» (но очень редко помогают и никогда не улыбаются). Меня вон в день паспортизации на входе одна из них не пускала в Эрмитаже на перформанс Бартенева, требуя какой-то немыслимый «бейджик» (Бартенев потом был в шоке), а когда я открыл все же дверь, побежала за милицией, поскольку я в ее глазах (без бейджика!) уж точно был жуликом.
Идея распределителя – она, я считаю, ужасна. И дело не в деньгах. Москвой как распределителем правил Лужков. Это очень русская идея – распределять, подкупая льготами лояльность своих, и игнорировать чувства прочих. Делить мир на коренных и понаехавших тут. Разделять – и властвовать.
Заковырка лишь в том, что в Эрмитаже собраны шедевры все же мирового искусства.