Везет как рыжей

Жить, впрочем, приходилось все больше в общей с народом реальности: в первую очередь так или иначе зарабатывать деньги на пропитание и пропивание. А поскольку работать Вован никогда не любил и не хотел, нужно было искать варианты.

Сдать на все лето свою двухкомнатную квартиру он решился не вдруг, а когда все же решился, потребовал от жильца рекомендаций и деньги вперед, но оставлять родные пенаты без чуткого хозяйского присмотра не собирался, понимая, что всегда найдется повод заглянуть на огонек. Сегодня, к примеру, Вован решил принять ванну, а уж после нее слегка принять на чисто вымытую грудь. Глядишь, и жилец поздравит хозяина с легким паром, завяжется непринужденная беседа, а поговорить Вован всегда любил. В подпитии он становился изумительно красноречив.

С мужской компанией, правда, не сложилось: еще только сворачивая к соседнему продовольственному магазину за выпивкой и закуской, Вован заметил красивый синий автомобиль своего жильца. Машина быстро удалялась в сторону центра.

– Куда денется? Вернется, – успокоил себя Вован и спокойно осуществил нехитрый шопинг.

Получасом позже, помахивая пакетом с сосисками, с игриво топорщившейся в брючном кармане бутылочкой кетчупа и плоской поллитровкой водки за пазухой, он подошел к своему подъезду и остановился, терпеливо ожидая, пока его пропустят на крыльцо две возбужденные бабы в цветастых халатах. Соседки оживленно разговаривали, пересыпая приличные слова родной речи неприличными в пропорции один к одному.

– И эти тра-та-ташные тра-та-та своей тра-та-ташной морковкой, тра-та-та ее в тра-та-та, тра-та-тахнули мое белье к тра-та-ташной матери! – брызгаясь слюной, сообщила одна баба другой.

– Круто, – уважительно сказал Вован, не только с ходу оценив виртуозное владение родным словом, но и моментально ухватив суть душераздирающего конфликта.

Говорливая баба замолчала и медленно, со скрежетом, повернулась к Вовану, как танковая башня.

– Ты, – без выражения произнесла она.

– Я, – вполне дружелюбно подтвердил Вован, с детским интересом ожидая продолжения.

Баба посмотрела на его прозрачный пакет с сосисками и уперла руки в боки.

– Что в кармане?

– Кетчуп, – простодушно ответил Вован.

– Кетчуп, значит, – зловеще повторила баба, мрачнея пуще прежнего. – Опять, значит…

– Валька, Валька, ты не горячись, сейчас милиция приедет, разберется, – дернула ее за рукав баба номер два. – Слышь, Валька, не надо, не связывайся, не марай руки!

– А я замараю, – с вызовом сказала Валька, вздымая распаренные красные кулаки и нависая над сжавшимся Вованом, как кариатида. – Ему, значит, можно марать, а мне, значит, нельзя? Ты каким дерьмом, сволочь такая, белье мне загадил?!

Гадить на соседское белье из Вовановой квартиры мог только жилец, которого, впрочем, как раз не было дома. Опять параллельный мир проявился, сразу понял Вован. Где-то там его непутевое второе «я» что-то напортачило, а прорвало, как обычно, сюда.

– Да это же не я, – покрутив головой, попытался объяснить Вован разъяренной бабе. – Меня и дома-то не было! Это, наверное, опять напортачило мое параллельное альтер эго!

– Ты свое дерьмо хоть как назови, пятна все одно останутся! – не дослушав, завопила соседка.

Вован невольно попятился. Дородная Валька размахнулась и неловко, но чувствительно двинула его в ухо.

– Милиция! – неуверенно воскликнул Вован, отталкивая от себя разъяренную бабу.

– Милиция! – басом заревела Валька, с размаху шлепнувшись пышным задом на крыльцо.

– Милиция! – молодцевато рявкнул над ухом Вована участковый Василь Михалыч, вызванный еще с полчаса назад, но удивительным образом подоспевший вовремя.

– Милиция, – встревоженно прошептал себе под нос водитель незаметно подкатившей к дому синей «десятки».

Машина неуверенно притормозила у подъезда, помедлила и проехала мимо гомонящих участников конфликта, набирая скорость.

Черный «Мерседес» Севы Панчукова мирно катил в потоке машин, следующих по оживленной городской магистрали в сторону Грушевского моста.

В душе самого Севы мира не было. Хотя бы потому, что он не знал, за каким чертом катится на улицу Гагарина, являющуюся, согласно Люсиным записям, последним местом жительства кота Клавдия и его хозяйки. Хотя нет, за каким именно чертом – это как раз было ясно: за тем самым Клавдием, в мохнатые персидские лапы которого само собой, как спелая груша, свалилось заокеанское наследство. Но совершать налет на квартиру и с криком «Кот или жизнь!» вырывать четвероногого наследника из рук любящих хозяев Пончик не собирался. Впрочем, теплилась в Севиной смятенной душе смутная надежда на то, что кота иногда выпускают погулять на улицу. И если это так, то лупоглазая Маргарита Сильфида с формами изможденной топ-модели, мирно дремлющая на заднем сиденье «мерса», может пригодиться как приманка.