Врач на консультации сказал, что в последнее время болезнь эта встречается все чаще, даже среди самых молодых пациентов. «Дурной воздух, дурная еда, — сказал он. — Что вы хотите… Странно, что все мы еще не вымерли…»
Денег хватило на два курса лечения. Мама как могла старалась передать весточку, хотя официально связь с родными была под запретом. Мальчики теперь принадлежали академии. Но Роланду хватало даже эти двух-трех слов, украдкой переданных дежурным, для того, чтобы переносить все тяготы первого года обучения, когда его душу, еще юную и не покрытую шрамами, ежечасно, ежеминутно старались сломать, втиснуть в рамки.
Третьего курса лечения не понадобилось…
Он тогда лежал всю ночь без сна на своей койке, глядя в темноту, мучаясь вопросами. Зачем все? Жизнь потеряла всякий смысл. И Лессу не спас, и себя продал в рабство…
И главное, не рассказать никому, сочувствия все равно не дождется. Во-первых, как только переступаешь порог академии, можно сказать становишься сиротой. Так чего ноешь теперь? Во-вторых… Мальчишки — курсанты просто не умели показать своего сочувствия, поспешно отводили глаза, обрывали разговор…
Роланд вспомнил последний вечер дома — утром он должен был идти в Академию. Мама поставила перед ним кружку с какао. Настоящим, не суррогатным. Бешенные деньги стоит, а деньги Лессе сейчас нужнее… Но Ройл ничего не стал говорить, понимая, что мама хотела побаловать его напоследок.
Она безмолвно стояла какое-то время рядом, а потом прижала к груди его голову.
— Уголек… Мой родной… Я не хочу потерять вас двоих…
— Я должен пойти, мама. Я должен хотя бы попытаться ее спасти. Я очень зол на эту планету! Очень! Как там врач сказал: дурной воздух, дурная вода… Нет, так просто я не дамся.
— Ох, Роланд… Один против всего мира. Тебе не выиграть в этой борьбе…
— Хотя бы попробую, — хмуро ответил он. — И вообще… Ты помнишь, ту сказку, что часто рассказывала мне в детстве? Про сына дракона… И проклятие, наложенное на него. Когда все в мире против тебя и пытается погубить, то спасает только…
— Мы живем не в сказке, Ройл.
Роланд не заметил, что начал скатываться в сон… Воспоминание померкло, словно кто-то выключил свет.
Часть семнадцатая
Он отключился всего на несколько минут: последствия нервного напряжения. На самом деле Ройл выспался днем и чувствовал, что впереди его ждет бессонная ночь.
Проверил еще раз координаты Натали. А потом еще раз. Подумал, что, пожалуй, так можно и с ума сойти, глядя на сиреневую точку на пересечении линий. Она спит и все равно не почувствует его взгляда.
Надо было срочно чем-то занять себя. С какого конца начинать распутывать этот клубок, он пока не представлял. Значит надо отвлечься, подумать о другом. Иногда полезные идеи приходят в голову тогда, когда меньше всего этого ждешь.
«Поеду к Майку», — подумал он.
Майк, его сослуживец, получил военную пенсию в тот же год, что и Ройл. Они вместе служили на борту крейсера, Роланд в отряде Серебряных, Майк в отряде Красных. Вместе участвовали в битве при Ретте. Роланд потерял ногу, но в общем отделался малой кровью. Майк потерял туловище ниже пояса и теперь навечно был прикован к аппарату, который заменял ему внутренние органы. Роланду было тяжело его навещать, не потому, что он чувствовал неловкость перед товарищем за свою куда более счастливую судьбу, а потому что беседы их рано или поздно приводили к одной теме — последней битве. А Ройл не любил ее вспоминать.
Однако, два раза в месяц он обязательно появлялся в маленькой служебной квартире Майка, квартире, которую ему выделило государство, и которую заберет после его смерти. И все же, хоть Ройл не хотел себе в этом признаваться, эти встречи были нужны и ему самому. Просто для того, чтобы не забывать, кем он был.
Инфериор, но не самое дно, ближе к Тандему. Здесь по ночам даже иногда были видны звезды. Ройл знал, что, не смотря на глубокую ночь, Майкл будет рад ему.
Дверь отворилась, когда Роланд наклонился к миниатюрной камере, встроенной в дверь — Майк получил сигнал на экран монитора, разглядел посетителя и со своего пульта отрыл замок.
После рукопожатий и дежурных вопросов о жизни, Роланд привычно уселся в кресло напротив Майка. Тот уже привел установку, поддерживающую в нем жизнь, в вертикальное положение. Ройл разбудил его своим неожиданным визитом.
— Ты сегодня поздно, — Майк мельком взглянул на часы. — Или рано… Что-то случилось?
Роланд хотел сказать: «Ерунда». Ни к чему было волновать друга, который едва ли сможет помочь, но неожиданно для себя сказал:
— Случилось.
Опешил от своей несдержанности, но поздно — сказанного не воротишь.
— Подожди, сейчас приготовлю нам по рюмочке…
Майк довольно резво, несмотря на то, что установка производила впечатление тяжелого и неповоротливого агрегата, скатался на кухню и вернулся с бутылкой из коричневого стекла и двумя крошечными рюмками, зажатыми под мышкой. Роланд посмотрел иронично на эти наперстки.
— Э-э… Дружище. Разговор, пожалуй, для стаканов, не для рюмок.
— Понял, — не растерялся Майк.