Везучие сукины дети (СИ)

— Глупая история, Бад, и никак не связанная с моими тезисами. Ты говоришь настолько мало, что я успеваю обдумать шесть предложений, пока ты решаешь вставить где-нибудь свою вялую ремарку. Ты ремарочный импотент, парень. Извини за откровенность, но я уже вошел во вкус.

Бад пожал плечами и перевернул гренки.

— Далась тебе эта кулинария, — хмыкнул Лейтенант. — Что за чушь эти гренки? Сушеный хлеб, зачем-то облитый жиром. К тому же, похоже, твоя сковородка пуста — Клэм добрался до гренок раньше и уже сточил их своими мутировавшими зубами. Погляди, на ней даже остались борозды. Эти гренки не прожили долгую и счастливую жизнь, закончив свой путь в желудке сурового оборотня. Не так уж весело, а?

Бад звякнул, отключая плиту.

— Будет весело, когда я исчезну — в этом баре в последнее время становится жарковато. Однажды вы придете в бар, а здесь вас встретит тишина. И еще, может, Вю с вырванным горлом и посиневшим лицом. Мы с ней уже отрабатывали этот сценарий.

— Что ж, никто не вечен. Но вот, пришли новые люди — Ильяс плюс эта певичка, Лана… Теперь их можно пустить на фарш. И накормить страждущих. С тремя рыбами как-то не сложилось, но уж мясо и гренки я могу вам уверенно пообещать, не так ли, артиллерист?

Десантник медленно повернул голову и просканировал ковбоя в инфракрасном диапазоне.

— Пустить Ильяса на фарш…блядь, что с тобой случилось, Лейтенант?

— Так, сопоставил некоторые любопытные факты из недавней истории. Впрочем, если уж на то пошло, я и к стейкам неравнодушен.

— Эй, ты чего, нормально же общались, — блеснул тревожным взглядом по сторонам Ильяс. Бад огорченно цыкнул зубом.

— Лейтенант, когда ты становишься похожим на меня, это всегда выглядит страшновато. Но до каннибализма даже я вроде бы не докатывался.

— Брось, в той или иной форме это неотъемлемая часть практически любой культуры, бездушные вы остолопы. Ильяс, последнее слово — твоя костлявая тушка вкуснее всухомятку или термическая обработка тоже сгодится?

— Бад, это все серьезно? Парни, вы не предупреждали, что у него все так запущено…

— Предпочитаю среднюю прожарку. А разговоры с самим собой, должен заметить — тревожный признак. Твоя правая рука соблазнила тебя, парень. Отсеки же ее и брось от себя!

Артиллерист подскочил на месте.

— Санитары! Черт! Дурдом протек, где галоперидол! Доктор, доктор, тут поехавшие бунтуют и грозят переварить без лука и соли! Я с ними рядом сидеть не буду!

Он удалился приставным шагом, поминутно оглядываясь и жестикулируя, словно смеющийся паяц. Десантник огорчительно приподнял брови.

— Спугнули единственного адекватного человека здесь, что за манера?

— Все три определения ложны, Бад. Тебе ведь не нужны подсказки, правда?

— Сказать по правде, мне сейчас опять невыразимо скучно, а пальцы двигаются, словно ватные. Что со мной, ковбой?

— Гляди, Клэм, — изумился Лейтенант. — Этому рослому юноше скучно. Ты ж еще не жил, мелочь пузатая, чего тебе скучать-то? Давайте спросим Гайдара — не скучно ли ему было полком командовать, в шестнадцать-то лет. Не накрывала ли его временами мутная волна постмодернизма.

— Я давно знал, что ты скучный парень, — определил Клэм, вернувшийся за второй порцией. — Знаешь, с какого момента? Когда ты принципиально отказался трахать шлюху, которую я подарил тебе на Новый Год.

— В бога душу мать, Клэм! Она была уже два дня как мертвая!

— Твои придирки смехотворны.

— Печальная истина: когда к тебе возвращается та самая агрессия, от которой уходил — я хочу послать во все допустимые зоны Вселенной проклятое дежавю. — Бад медленно повесил фартук на крючок. С ним и вправду творилось что-то не то.

— Вот это объяснил, — присвистнул ковбой. — Все сразу стало намного яснее. Сейчас я расскажу свою историю — и после этого, в качестве компенсации, ты сможешь, не рискуя получить в задницу заряд из револьвера, подняться на второй этаж и погладить загорелую попу одной бывшей рыжей девушки. Я даже дам точный адрес.

— Спасибо, воздержусь, — твердо сказал Бад.

И покраснел.

Рассказ Лейтенанта Два билета на частный рейс до рая

— Имею к тебе предложение, — ляпнул я, сворачивая из узкого коридора на втором этаже, где вечно пахло капустой, муксусом, дешевой туалетной водой и водой обычной, мокрой, на внутреннюю площадку над баром, куда обычно никто не забирался, потому что никто не знал о ее существовании, вывеска, да еще изреченные и записанные мудрости насчет срать каждое утро ее совершенно скрывали.

Алиса стояла у импровизированной балюстрады, с которой открывался довольно-таки полный вид на зал «Сломанного сна», и, склонив голову набок, задумчиво рассматривала что-то в руках. Мне показалось, что это был листок бумаги.