Везувиан

Впервые за долгое время мысли не были тяжелыми и мрачными. Я думала о том, как в детстве мы часто ходили с палатками, вспоминала наши ночевки у водохранилища, как папа ловил рыбу. Вспоминала, как радовалась, когда он поймал огромную зубастую щуку. Как визжала Люда, когда я силой пыталась затащить ее в холодную воду. Перед глазами мелькнули длинные волосы мамы, тяжелые от воды и блестевшие на солнце. Я всегда восхищалась ее волосами – густыми и тяжелыми. Бадминтон и пляжный волейбол, песни у костра. Мы с сестрой в палатке перед сном рассказывали друг другу страшные истории. Выходило плохо, потому что рты наши были набиты конфетами. Мы прятались в спальных мешках, будто они могли защитить нас от чудовищ и мертвецов из наших рассказов.

У нас с Бухсом началась новая жизнь. Мы просыпались, завтракали, собирали маленький рюкзак и три километра шли по лесу, пока не выходили к спальному району Богородское. Три часа раздавали листовки, Бухс очень старался помогать мне. Он выхватывал из моих рук листовки, сминал их и грыз. Затем шли на перерыв в зоомагазин. Я заряжала телефон и ставила чайник в кухонном уголке. Заваривала нам с Бухсом быстрорастворимую кашу. Потом работали еще два часа. Прохожих Бухс приводил в дикий восторг. Они улыбались, подходили к нам, брали листовки и спрашивали меня о Бухсе.

Вечером мы разводили небольшой костер, я готовила крупу с тушенкой, а потом заваривала чай. Такую жизнь можно было бы назвать вполне сносной, если бы не проблемы с ванной. Я все же рискнула помыться в речке.

Потом в голову пришла блестящая идея – сделать летний душ. Я купила моток веревки, отрезала у пятилитровой канистры дно и привязала ее вниз горлышком к суку на дереве. Наполнила ее водой. Слегка открутила крышку – вниз тонкой струйкой полилась вода. Готово! Со временем я научилась тратить всего два литра воды. Не хотелось каждый раз таскать из магазина тяжелые бутылки с водой.

Через неделю возникла проблема с чистым бельем, которую я смогла успешно решить: стала сдавать белье в прачечную. Сто пятьдесят рублей за пять килограмм белья даже мне были по кошельку.

Я планировала продержаться так до конца июня, а дальше по легенде должна была кончиться сессия в университете, и я могла вернуться домой до конца лета. Два месяца, чтобы что-нибудь придумать. Можно было снова устроиться на подработку и подкопить немного денег. Пока все складывалось неплохо, и я с оптимизмом смотрела в будущее.

Часто в голову лезли мысли о Яне. Интересно, о чем он подумал, когда увидел дома разбитый ноутбук и открытую дверь в тайную комнату? Разозлился? Бросился меня искать? Не знаю. Может, он установил программу на мой старый телефон и мог узнать, где я. Так почему же не искал? Возможно, разбитый ноутбук все же остановил его. А может, этот телефон был чистым. Я поежилась. Не хотелось, чтобы он меня нашел. Не хотелось жить в клетке, которую он для меня приготовил. Чертов психопат. Но я ловила себя на мысли, что скучаю по мистеру Дораку и его милым и подбадривающим сообщениям.

Я задумчиво прогуливалась вокруг палатки. Трогала молодые листья на деревьях. Некоторые уже распустились, а другие были еще совсем маленькие и липкие от сока.

Как я могла поверить Яну? Почему не почувствовала обман? Мой разум не затмевала влюбленность. Что же помешало увидеть его таким, какой он есть? Я всегда считала, что тайны Яна безобидны и не принесут мне вреда, хотя сам он утверждал обратное. Ведь он предупреждал меня. Он не хотел встречаться со мной, ему достаточно было наблюдать за мной через веб-камеру. Зачем? Возможно, Ян вуайерист, наблюдал за мной и мастурбировал, когда я раздевалась или сидела за компьютером обнаженная? От этой мысли меня затошнило. Я не хотела верить, что Ян мог так поступить. Но он и так поступил низко, подглядывая за мной. Почему бы ему не пойти дальше?

Я жила в палатке уже две недели. Улыбалась кружке и банке тушенки, улыбалась спальному мешку и стоявшим в палатке сапогам. Весело болтала с Бухсом. Мои движения были быстрыми и резкими. Я волновалась и вела себя так, будто вокруг моей палатки на деревьях были понатыканы скрытые камеры. Я представляла, что меня снимают для реалити-шоу и сейчас показывают по телеканалам в прямом эфире. Миллионы людей смотрели на меня и спорили – выдержу я или сломаюсь? Жалели и подбадривали меня. Поверить в эту чушь мне было легче, чем признать убогую реальность: ни один человек не имел ни малейшего понятия о том, что со мной сейчас происходит. Те, кому моя жизнь небезразлична, думали, что я в общежитии готовлюсь к экзаменам. Никто не знал правду. Я почувствовала нестерпимое одиночество. Холодное, мокрое и жестокое, не умеющее жалеть. Оно было паразитом, высасывающим душу человека, все его светлые чувства, все, чем он дорожил. Одиночество делало бессмысленными и ненужными мечты и хорошие воспоминания. Оно пожирало мысли и сеяло в душе страх, оставляя после себя только холод и пустоту. Одиночество делало человека уязвимым и беззащитным и смеялось над его беспомощностью.

* * *