Вглядываясь в грядущее: Книга о Герберте Уэллсе

Все это было так мерзко, что приличных людей начинало тошнить. Сэр Фредерик мог поздравить себя с тем, что проявил прозорливость и его издательство осталось в стороне от скандала, но все происходящее было очень ему не по душе. И поскольку было ясно, что Т. Фишер Ануин будет теперь шарахаться в сторону при одном упоминании об Уэллсе, он написал оплеванному писателю и поинтересовался, что в последнее время вышло из-под его пера. Уэллс ответил ему, что только что кончил политический роман «Новый Макиавелли», и Макмиллан, получив эту рукопись, немедленно отдал ее в набор. Но, прочитав гранки, испугался. Конечно, Уэллс его не обманул. «Новый Макиавелли» с самого начала был задуман как некий аналог «Тоно-Бенге». В «Тоно-Бенге» давалась широкая картина деловой жизни Англии первого десятилетия XX века. «Новый Макиавелли» должен был представлять собой очерк ее политической жизни. Значительная часть книги действительно посвящена политике, но и эти ее главы вряд ли могли порадовать Макмиллана — в них были нарисованы такие похожие портреты Уэббов, Балфура и других известных людей, что стоило ждать неприятностей. Но что было ужаснее всего, Уэллс опять не удержался и заговорил о своих любовных делах. В книге появляется, хотя и под другим именем, Эмбер Ривс. Но ведь теперь всем было ясно, что Уэллсу начисто заказана эта тема. Последнее Макмиллан и сообщил Уэллсу. Тот согласился на некоторые переделки. Однако сэр Фредерик все же решил пристроить книгу в какое-нибудь другое издательство. Он прощупал почву у Чепмена и Холла, но те сразу же отказались. Фирма, прославившаяся когда-то изданием «Пиквикского клуба», могла позволить себе роскошь не заводить отношений со столько раз обруганным в печати писателем. Макмиллан обратился к Уильяму Хейнману. Тот выказал некоторую заинтересованность, но его всполошила именно политическая часть книги. Ну и, само собой разумеется, он не хуже других знал, как на самом деле зовут изображенную в романе любовницу главного героя. Хорошенько все обдумав, и он отказался.

Издателей не следует винить в излишней осторожности. Конечно, они знали, что Англия — классическая страна свободы печати, но, на беду, помнили еще и то, что в 80-е годы лондонский издатель Эрнст Визителли угодил в тюрьму за публикацию романов Золя…

Уэллс начал впадать в панику. Как-никак все это длилось уже несколько месяцев. В конце концов Макмиллану все-таки удалось пристроить ненужную ему книгу. Ее согласился издать Джон Лейн. Издательство это не числилось среди самых солидных, однако и на безвестность не могло пожаловаться. Напротив, издав в 90-е годы «Желтую книгу» — сборник, который критика сразу же окрестила декадентским, — оно мгновенно прославилось. Скандал ведь тоже приносит славу — скандальную. Конечно, Уэллс отнюдь не был доволен таким падением. Но он уже основательно утихомирился и, вопреки ожиданиям, не только не начал всех вокруг оскорблять, но и написал Макмиллану благодарственное письмо. Впрочем, эта публикация, кроме как в денежном отношении, для Уэллса в тот момент не имела первостатейного значения. «Новый Макиавелли» был уже к этому времени напечатан в «Инглиш ревью». Форд Медокс Форд, как дурно он в глубине души ни относился к Уэллсу, помнил, что тот помог ему организовать журнал, и исправно печатал этого автора. К тому же он сблизился с одной из любовниц Уэллса и чувствовал себя чуть ли ему не родней.

Самое приятное во всем этом было, что за свою смелость ни он, ни Лейн нисколько не поплатились. Книга наделала шума. Ее называли произведением очень значительным. И впрямь — разве могут не заинтересовать современников портреты, пусть карикатурные, людей, о которых они постоянно читают в газетах? Ну, а что касается самих пострадавших, то они вели себя достойно, так что скандала не было. Конечно, некоторые рецензенты отметили недостатки книги — прежде всего то, что она не существует как единое целое и что рассказанное автором не встает перед глазами читателей. Но самим читателям книга была интересна, и она имела успех.

К сожалению, только временный. Сегодня «Новый Макиавелли» воспринимается просто как первая из литературно слабых книг Уэллса, которые пошли теперь косяком.