ВИА «Орден Единорога»

И тут на Сонечку Ясюкову как озарение. Ради святого дела она на все пойдет. Сама сворует! И не что-нибудь, а гипсовую голову. Как бишь его там, Германик? Романик? Юлий Цезарь? Главное — мужик красивый. Хоть и белый. Сонечка так и представила, как стоит у нее подотчетный римлянин в изголовье кровати, а она подружкам-завидушкам: «Вот: посмертная маска последнего любовника. Зачах от тоски по мне. Одна маска осталась.»

— Я знаю, она гипсовую голову сперла… — Сонечка от собственной решимости даже со стула соскочила, во весь свой дюймовочкин рост вверх потянулась и задрожала.

«Вот оно! Вот!»— у Ляли будто многотонный валун с души свалился. Нет. Все не зря. Не зря ее слезы в одинокую подушку, не зря неудачный брак, не зря пять лет полуголодной студенческой жизни, горькое детство с неласковой матерью… Вся жизнь, с ее некрасивыми, грубыми фортелями промелькнула перед Лялиными глазами. Захохотала Ляля громко и счастливо и вольно откинулась на спинку скрипучего казенного стула.

— Мы напишем письмо. Нет — Письмо! Соберем подписи…

Сонечка мелко дорожала кудряшками и облизывала напомаженные губки.

— Позови всех. Нелю, Ирину, Елизара Сергеевича, Андрея…

…И вот потом, когда Сонечка тайком заволакивала тяжеленную, марающую белым голову к себе, она, переволновавшись, захлопнула за собой дверь. А ключ остался снаружи, висеть и побрякивать от ударов хрупкого тельца Сонечки о дверь изнутри.

И вот ведь, что за напасть. Школа-то пуста — пустешенька. Нельзя же было такое тайное дело проворачивать, если хоть одна душа на месте. Есть, конечно, где-то внизу сторож, Мавлеберды Халикович Сибагатов. Но он глуховат. Да и привычки имеет своеобразные.

Любит Мавлеберды Халикович, оставшись на дежурстве, устроиться поуютнее, подомашнее. Первым делом, электрическую керамическую (в смысле, для обжига керамики) печь включит и картошечку туда варить поставит. И что Андрейка Яковлевич волосики из кудрявой шевелюры рвет и директорше жалуется? Убудет, что ли, от печки, если в ней картошечка в мундирах покипит, да валеночки посушатся? Жаль, конечно, что на эту печь не залезешь. Ну да, ничего, на ванну с глиной щит из ДВП давно пристроен. Сверху матрасик, а в руки — книжку, «Освобождение Лаоса», без последних страниц, пущенных женой на кульки под семечки.

Читать Мавлеберды Халиковичу нравится: сложишь буквы, а из них, глядь, слово получается. Когда знакомое, а когда и нет. Интересно.

Сидит Мавлеберды Халикович, в бороду щурится, а наверху Сонечка мелким тельцем о дверь бьется, зовет его. А Мавлеберды Халикович не слышит.

Ничего не осталось злосчастной Сонечке, кроме как открыть окно в белую солнцекамскую ночь, и пригорюниться, облокотившись на подоконник.

Свиристели кузнечики, пахло тушеной картошкой и остывающей пылью. На балконе трехэтажного дома напротив меланхолично щелкали семечки две техи в засаленных халатах. Потом ушли. Исчезла верещавшая без передышки детвора. Мимо синей в сумерках колокольни процокали нежно каблучки, сопровождаемые басовитым юношеским смехом.

Сонечка обреченно грызла «тик-так», поглощая одну за другой парочки калорий, давясь острым мятным вкусом и слезами.

Равнодушный Германик наблюдал за ней с нордической улыбкой, стоя рядом на подоконнике. Если можно сказать «стоял»об одной голове на шее. Сонечка всхлипнула и обняла эту шею.

Так долго она сидела, шепча в гипсовое, отогретое ее губами и запачканное ее помадой ухо римлянина тайны своей одинокой жизни.

И вывело Сонечку из оцепенения видение огромного корабля под янтарными парусами, плывущего прямо по небу, двигаясь из-за Усолки к площади у ЦУМа. С борта его свешивались головы нахально осматривающих окрестности личностей, в основном мужского пола.

— Эй! Дама! — окликнула Сонечку одна из личностей. — Что это у Вас с головой?

«И, правда, что у меня с головой?»— с ужасом подумала вдруг Сонечка. И неутешительный ответ заставил встать дыбом ее лиловые волосы.

Минутой позже она уже с огромной скоростью неслась в сторону Клестовки, прижимая к груди тяжелый гипсовый бюст (простите неуместный каламбур).

Вывалилась ли она из окна или выпрыгнула, она не помнила. По дороге бюст был ею выброшен, а точнее, почему-то аккуратно поставлен посреди ведущей к микрорайону автомагистрали.

Там он был обнаружен экипажем машины ГИБДД, шофер которой чуть не поседел, увидев «торчащую из дороги белую голову». Доблестными ГИБДДшниками Германик был доставлен обратно в Детскую Художественную Школу города Солнцекамска, но загадка его появления недолго будоражила население посредством местной прессы, так как в ту ночь, по веревочной лестнице в город спустились гости, визит которых привел к гораздо более удивительным последствиям.

ГЛАВА 7

«Ну, где же ручки?

Ну, где же ваши ручки?

Давай поднимем ручки

И будем танцевать!»