Вячеслав Тихонов. Князь из Павловского Посада

Не обошлось на съемочной площадке и без потерь. В самый разгар съемок, 20 июня 1971 года скончался исполнитель роли адъютанта Мюллера – Шольца – 61-летний актер Лаврентий Масоха. Вот как вспоминает об этом Леонид Броневой: «В фильме Масоха играл моего адъютанта. Он должен был войти в кабинет и сказать: «Группенфюрер, штандартенфюрер Штирлиц прибыл». И вот Лиознова говорит: «Мотор, начали». А он: «Группенфюрер, штандартер…» Лиознова: «Стоп. Еще раз. Собрались. Начали. Мотор». А он опять то же самое и так несколько раз. Лиознова рассердилась: «Безобразие, сколько можно пленки тратить? Вы же опытный артист. Перерыв». Мы с ним пошли попить чайку. Я его успокаивал. Очень трудно русскому человеку такое выговорить. Это предложение даже годится на роль скороговорки для театральной студии. После перерыва он начал: «Группенфюрер, штандартенфюрер Штирлец…» Лиознова, режиссер очень требовательный, закричала: «Все, конец смене. Хватит».

А через несколько дней этот артист умер. Вот как он переживал. Пошел в ресторан ВТО. Взял грамм 50 водки и так за столом и отдал богу душу…»

Говорят, что те, кто находился в ресторане в этот момент, увидев случившееся, вызвали врача и, уложив актера на соседний столик, накрыли его скатертью, и продолжили пить дальше…

Как известно, кино – как любое ответственное дело, труд коллективный. А значит, успех фильма складывается из многих важных составляющих. На сегодняшний день просто невозможно представить «Семнадцать мгновений весны» без потрясающе-проникновенной музыки Микаэла Таривердиева. Композитор не сразу согласился на эту ответственную работу. У него уже был подобный опыт написания музыки для шпионской трилогии о резиденте с Георгием Жженовым в главной роли. Он считал данный опыт не совсем удачным и уже раз отказался работать в еще одном знаковом для советского кино про работников невидимого фронта – фильме Саввы Кулиша «Мертвый сезон». В чем позднее сильно раскаивался. Когда судьба предоставила ему взять реванш, Таривердиев, узнав, что фильм Лиозновой тоже про шпионов, хоть и отказался, но сценарий почитать все же взял. Его подкупило неспешная повествовательность сюжета. Он понял, что это дает композитору неограниченные творческие возможности, полет фантазии, тем более, что работа над картиной предстояла долгая, серий будет несколько а значит будет и несколько песен и музыкальных тем.

В процессе работы над картиной Таривердиевым было написан цикл из десяти песен. В фильм вошли только две: «Где-то далеко…» и «Мгновения», которые потом знала вся страна, от мала до велика. Зато «Семнадцать мгновений весны» иллюстрированы несколькими очень удачными темами-размышлениями.

Нелегко было найти и певца на исполнение песен для фильма. Композитор и режиссер сошлись во мнении, что это должен быть не просто красивый тембр голоса, он еще должен подходить самому Тихонову. И в дальнейшем это удалось. Я, например, ничего не зная об этой гениальной задумке авторов фильма, в первый раз смотря картину, до слез спорила с дворовыми подружками, что песни в полюбившемся фильме исполняет сам Штирлиц! А как же иначе?..

Первая кандидатура – Вадим Мулерман идеально подходил, но был зарублен высоким телевизионным начальством из-за имеющихся у певца «трений» с руководством. Вскоре известный на ту пору певец вообще пропал из поля зрения своих поклонников. Потом выбор пал на звезду эстрады Муслима Магомаева. Певца подвела пафосность исполнения. А тут еще в поле зрения попал не менее известный тогда Иосиф Кобзон. Несмотря на то, что он был одной с Мулерманом национальности, Кобзон всегда умел где надо промолчать и дружить с нужными людьми. На него «добро» было получено, но с одной маленькой поправкой – в титрах не должно значиться имени исполнителя песен. Именно это в дальнейшем и сбивало зрителей, правда, первое время, пока певец еще не был так широко известен, – кто же поет – Штирлиц или кто другой…

Вот как вспоминал эту историю Муслим Магомаев: «Я записал песни к фильму, но увы, мой голос не соединился с образом советского разведчика Штирлица-Тихонова. С песней «Мгновения» еще можно было покрутить и так и эдак – спеть пожестче или более проникновенно. А с песней «Я прошу, хоть ненадолго…» («Где-то далеко…»)… Как Микаэл Таривердиев ни изощрялся, ни варьировал, все-таки это интонационно, мелодически напоминало «Историю любви» Фрэнсиса Лея. Эту песню я так и спел – по-американски, по-фрэнксинатровски.

Потом мне дали послушать другую запись – Кобзона. Хотя Иосиф и клялся мне, что моего варианта исполнения он не знал, я угадывал в его версии некоторые мои интонационные нюансы и акценты, и динамику – где тише, где «нажать», где сгустить… Я почти уверен, что Лиознова «для пользы общего дела» давала ему меня послушать. Я вышел из студии и сказал Иосифу: «Ты так же не слышал мою запись, как Таривердиев не слышал «Love story».