Вячеслав Тихонов. Князь из Павловского Посада

«Честно скажу, – вспоминает актер, – было не по себе: а вдруг она что-то такое сейчас скажет, чего я знать еще не должен, чего знать не хочу… Но пошел все-таки. Была огромная очередь к ней. Иномарки – для нас тогда невидаль, многоязычная речь. Ванга долго смотрела на меня и сказала: «Твоя главная роль – военная. И играть тебе все про войну дальше». Она же никогда телевизор не смотрела, и знать меня по «Мгновениям» не могла… Хотя, может, и знала что-то. Мы тогда ехали в поезде через какие-то маленькие деревеньки и городки в разных странах, и народ на каждом полустанке нас встречал. Как передавалась информация – понятия не имею. Вообще мы все были не готовы к такому шквалу – делали обычный добротный фильм. Говорю это абсолютно честно. Мы знали, что получилось хорошо, но такого триумфа, причем, как оказалось, многолетнего, предположить не мог никто. Я, хотя до того уже довольно много сыграл, просто терялся от постоянного «узнавания». На улицах подходили люди, кто-то здоровался, кто-то просто улыбался».

Создавая произведения о войне – будь то книги, фильмы или спектакли – искусство всегда выполняло социальный заказ истории. Великая Отечественная война – это период трагических испытаний, выпавших нашему народу. Это годы, когда с особой силой проявились нравственные, духовные ценности советских людей, их массовый героизм и патриотизм. И актерский вклад Вячеслава Тихонова в это большое всенародное дело памяти о прошлом достаточно весом.

Вот что говорил о времени, в котором жил и работал Тихонов, другой, не менее известный и тоже сыгравший огромное количество военных ролей, актер Михаил Ульянов. То были самые высокие чины – маршалы и генералы. «Наше время – это период сильнейшего обострения борьбы противоположных идеологий, – говорил он, – столкновений разных, часто взаимоисключающих точек зрения. Проблема «художник и общество» необычайна остра и обнажена. Позиция истин современного художника нашего времени в нашей стране определяется не только провозглашением коммунистического идеала и коммунистической морали, но и главным образом увязывания этого провозглашения с конкретной жизнью, с вопросами сегодняшнего дня. Быть верным высоким словам и быть верным жизни сегодняшнего дня – в этом, по моему убеждению, подлинное мужество и смысл деятельности настоящего художника. Позиция определяется тем, чего хочет художник: помогать обществу решать все сложные вопросы жизни или просто «быть» – существовать удобно, приятно и без волнений. Или художник – активный строитель нашего общества, помощник в движении народа вперед, или он пассивный отражатель того, что уже сделано, «апробировано», что не требует огромных затрат сердца и напряженной работы интеллекта».

Когда Михаила Ульянова спросили: есть ли особенности в создании военных образов, он ответил: «Каждый характер обусловлен и социально, и психологически. Казалось бы, нет особого отличия в подходе к показу человека военного или сугубо штатского. И в том, и в другом случае от актера требуется выявление стержня характера, обоснование внутренних мотивов поведения. И все-таки у военного человека особый склад. Это прежде всего – во что бы то ни стало – дисциплина. Это умение владеть собой в высшей степени, концентрация сил в экстремальной ситуации. Это чувство локтя. Это способность коллективного соподчинения. Это трезвая оценка обстоятельств. Это талант подавить в себе индивидуальность, если того требует обстановка… Я играл людей войны, не будучи на войне. Мой год рождения, 1927-й, был последним, на котором остановился призыв в действующую армию. Я питался той средой, которая доподлинно знала, что такое война, обогащая душу беседами с теми счастливцами, которые вернулись с полей сражений. Меня, как и многих моих сверстников, наполняли фильмы и книги о войне, спектакли. Со временем то, что стало моим, так сказать, косвенным опытом войны, воплотилось в образах людей ратного труда. Говорили, что в жизни Жуков (которого неоднократно так блестяще играл актер. – Н.Т.) был человеком мягким и спокойным. Но, к великому сожалению, я не подтвердил это личным знакомством, не смог.

Откладывал возможную встречу на завтра, боясь обеспокоить такого человека. А вот «завтра»-то и не вышло. Я положил цветы к гробу героя, которому я столь обязан в своей творческой, да и человеческой жизни…»

История кино знает немало примеров, когда исполнитель выступил в какой-то роли, связанной с конкретным историческим лицом, и стал на всю жизнь «двойником» своего героя, носителем образа. Бабочкин вошел в наше сознание и память как Чапаев настолько, что, глядя на него, трудно было отрешиться от этого образа. В других ролях, с другим гримом зрители прежде всего видели в нем Василия Ивановича. Преодолеть же силу им же созданной инерции роли актер так и не смог. И таких примеров в истории кино немало.