Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное

- Птица Фарей с острова Майротте, баклан из семейства павлиновых. Поет только перед смертью, за что его и держали при императорско-королевском дворе. Сам на редкость безобразный, но всегда собиралось самое изысканное общество, чтобы послушать его пение. Он у меня уже неделю болел, я подготовил магнитофон, но в спешке схватил какую-то левую кассету, и ее засосало... Будь проклят этот тэйп-рекордер и кассета, будь проклята техника! Какая могла быть запись, стоила бы кучу денег. Теперь все пропало...

- Что вам сказать... - начал Вячик, почувствовав некоторое злорадное облегчение вследствие сарафановского конфуза и даже прилив сил. ("Павлины, говоришь?")

- С птицей вашей, конечно, нехорошо получилось, все эти приготовления и т. д. Пусть будет ей земля пухом, или как это говорится у пернатых. Но что она, ее природа пенье. А как быть со мной? Петь я не могу, танцам не обучен, работать не люблю, воровать не умею, практически не имею профессии, талантами особенными не одарен, так что не представляю для вас никакого интереса. Таких, как я, не берут в космонавты. Держать меня здесь не имеет никакого смысла. Даже если меня месяц не кормить, я все равно так не запою...

Вдалеке снова грохнуло, на этот раз так сильно, что на мгновение погас свет, а пол заходил ходуном, как палуба попавшего в бурю суденышка.

- Что это, Сарафанов? - оправившись от неожиданности, спросил Вячик под раскаты отдаленного грохота. Его чуть не сбил с ног подземный толчок, но он удачно сбалансировал и, слава Богу, не пострадал.

- Это модуляции, одно из здешних природных явлений. Для жизни они не опасны, надо просто расслабиться и, по возможности, получать удовольствие.

Впрочем, вскоре грохот стих, вибрации ослабли и наконец прекратились окончательно.

- И часто у вас такое?

- Бывает. Однако такие сильные достаточно редко. Последний раз случилось перед тем, как у нас появились вы. Так, на чем мы остановились?

- Вы хотели мне рассказать, где находится выход, - слукавил Вячик.

- Ах, да! Выхода нет, с моей стороны тоже. Хотите убедиться, давайте сдвинем шифоньер, сами увидите. Да и сколько можно разговаривать через перегородку. Кстати, у вас там нет моего кипятильника? Нет? Ну, пойду поищу.

Вячик, сжимая в руке бутылочку старинного портера, присел, привалившись к стеллажу, стоически отхлебнул, после чего затих и прикрыл глаза, поплотнее закутавшись в макинтош с кашемировой теплой подкладкой.

6

Очнулся он оттого, что кто-то постучал по плечу, как ему показалось, костяшками пальцев. Вячик вздрогнул и поднял голову. Рядом с ним стоял и нахально лыбился давешний скелетон. Теперь его можно было рассмотреть в подробностях. Фуражечки на его голове уже не было. Кто-то (Сарафанов, кто еще) обвел ему белой краской глаза и пририсовал брови, придав выражению костяного "лица" одновременно зловещее и буффонадное выражение. На ногах у скелета были стоптанные, по-видимому оставшиеся в наследство от Сарафанова, домашние тапки. Они-то, очевидно, и производили тот самый всхлапывающий звук. На плечах - того же, очевидно, происхождения, халат с оторванным воротником и карманами.

- Это Матвей, по-английски Мэтью, - донесся голос Сарафанова. - Скелет, между прочим, настоящий, один из представителей племени Толтеков (тех самых), а двигаться я его научил.

Скелетон, по-видимому, управлялся при помощи пульта дистанционного управления (ПДУ). Постояв рядом, скелет повернулся и, всхлапывая задниками, побрел назад.

- Правда, смешно? - не унимался Сарафанов. - Я его иногда ставлю распаковывать посылки, кое-какие мелочи делать по хозяйству. Только напрягать его нельзя, а то рассыплется. Научить его говорить, к сожалению, невозможно, хотя я пытался, так что приходится одному кукарекать, пока не занесет нелегкая кого-нибудь вроде вас. Надеюсь, мы подружимся. Кстати, вы помните, какое вино пил Сократ с ядом? Хотите попробовать? Не яд, конечно, - вино. Столько времени берегу для особого случая. Посмотрите в кладовочке...

Странная у Сарафанова фиксация на комбинации вина и яда, думал Вячик по дороге на кухню. Так и есть, в кладовочке непонятным образом материализовалась замшелая бутылочка, опечатанная сургучом. Вячик начал было ее откупоривать, как вдруг услышал легкие шаги и еще через секунду - невероятно! - женский голос:

- Эй ты! Где ты прячешься? Ой, простите, я думала, тут Сарафанов...

В дверях стояла...

Как сказал бы поэт, она была хороша. Лет ей не могло быть более восемнадцати. Золотистые волосы с отливом в благородную платину. Манера держать голову чуть приподняв подбородок придавала ей самоуверенный вид. Она была чем-то похожа на красавицу Юлю, первую жену художника Толика Казаряна. Вячик заправил рубашку (макинтош остался у шкафа, там он впоследствии собирался обустроить себе берлогу), провел ладонью по щеке, сожалея по поводу неадекватного груминга.

Здесь, оказывается, не только пропадают, но и появляются неплохие женские люди. Чудны дела Твои, Господи! Ты никогда не закроешь дверь, предварительно не открыв окна!