Виашерон 2. Шахта Шепчущих Глубин, Том I

— Я не для того пёр её на горбу через всё Подземье, чтобы позволить местным бандитам наделать в ней лишних дырок или того хуже. У тебя переизбыток поставщиков? — надавил я на его шкурный интерес. — Где её родственники?

Шаллаш потёр переносицу.

— Откуда мне знать. Ищи в Маленьком Тархейме, ежели больше нечем занятьссся. Как закончишь дурью маятьссся, приходи. Я научу тебя алхимии, как обещал.

В голове прозвенел звоночек. Это название мне попадалось на глаза, когда учителя травничества искал.

Открыв карту, я довольно быстро отыскал одноимённый район на окраине Аскеша. Что ж, надо доводить дела до конца.

* * *

Район обитания Бракхильды оказался настоящим гадюшником. Если бы Бронкс вступил в аморальную связь с фавелами Сан-Паулу, после чего плод этого противоестественного союза пережил войну, чуму, пожары и со сломанными ногами был выброшен в тёмный переулок умирать, получился бы Маленький Тархейм.

Всевозможные подозрительные личности усеивали каждый его сантиметр. Вдобавок выглядели они так, словно бабушек переводят через дорогу только затем, чтобы в дальнейшем пустить их на органы. Влажная жара заставляла одежду липнуть к коже и помогала цветущей повсюду антисанитарии. Грязь булькала под ногами, стекала со стен хлипких построек, пыталась пробраться в нос и рот.

Причиной повышенной влажности оказались геотермальные источники. Жители, незадействованные в криминале, в массе своей работали на огромных плантациях водорослей — пищи Аскешских бедняков.

Кроме низкого социального статуса местных объединяло и ещё кое-что — тупое равнодушие. Большинство вопросов, заданных мной, ушли в пустоту. Если кто-то и знал, где проживает травница, плевать они хотели на меня и на неё.

Помогла сама дуэргар — при виде узкой тропинки, уходящей от угла кособокого двухэтажного здания по склону куда-то вниз, она оживилась и, отпустив мою руку, побрела туда сама. Пришлось её догонять.

Нагнал её, когда она подходила к строению, сделанному из всего, что нашлось под рукой. Назвать это халупой — значит сделать щедрый комплимент получившемуся самострою.

— Отпусти её! — голос начал с угрожающего баса, но довольно скоро пустил петуха, переходя на писк. Обладатель сего фальцета выскочил откуда-то сбоку и остро нуждался в стремянке, если хотел достать хотя бы до моей шеи. Гладкая безбородая серая кожа вкупе с субтильной комплекцией выдавали в прибывшем юного дуэргара.

Сын?

Ни моё превосходство в росте, ни наличие оружия его не смутили, поэтому парнишка, коего система окрестила Дальгре́мом, не разбираясь в происходящем, начал мутузить мою ногу.

Не хватает только визгливого лая, а так полное сходство с атакой, спущенной с поводка чихуашки.

Пока я кисло улыбался, разглядывая неравный бой мальца с коленкой, из помещения вышел, лысый, но весьма бородатый товарищ. Крепко сложенный, со сбитыми в кровь костяшками, он желания шутить не вызывал абсолютно.

— Хильда! — искреннее волнение прозвучало в его голосе, после чего незнакомец перевёл взгляд на меня и нахмурился, — я вижу, Нарастен слов не понимает, да? Бракхильду вздумали похитить?! Хана тебе, хер ушастый!

— Брейк-брейк, не трогал я её. Шаллаш попросил меня отыскать его помощницу.

Дуэргар логику моих слов проигнорировал. Он, как раз разминал руку — раскручивал её, будто моряк Попай, готовясь к драке, когда травница подошла к нему…и обняла. Вцепилась так крепко, словно альпинист, которого от бездны отделяла единственная верёвка, да и та начинала перетираться. Она ничего не сказала, лишь молчаливо заплакала. Беззвучные слезы перешли в настоящую истерику, и женщина осела на землю.

Её спутник — Далькха́р — не знал за что хвататься, не то утешать Бракхильду, не то бить мне лицо. В итоге он сделал правильный выбор и обнял свою… жену? Начал гладить её по голове и что-то неразличимо шептать. Ещё и ребёнок оставил мою ногу и, всхлипывая, побежал к дуэргарше. Ну всё, можно натурально снимать мексиканскую мыльную оперу. Сцена двадцать-третья, Хуанита узнает, что Педро — брат-близнец её потерянного мужа.

Я чувствовал себя поистине неловко, словно стал свидетелем чего-то очень личного. По шкале испанского стыда от одного до десяти, где единица — это поцелуй какой-нибудь парочки в метро, а десятка — грязная громкая свара на лестничной клетке, где жена кроет матом мужа-алкаша и проклинает за сломанную жизнь, текущая ситуация тянула на крепкую шестерку.

Откашлявшись, отвернулся и собрался незаметно слинять.

— Постой, эльф, — сиплый голос сзади не дал задуманному осуществиться.

— Это правда? Ты отыскал мою сестру по просьбе старого аспида? — Далькхар смотрел недоверчиво исподлобья и, похоже, окружающим доверял в той же мере, как пенсионер, переживший несколько революций, дефолтов и кризисов — государству.