Вятский Край, Вятские Поляны

Но повстанцы не унимались. В один из дней они решили собрать народ со всех ближайших деревень, окружить село и произвести штурм. Жители с. Трехсвятского, увидев такое множество наступавших, и не надеясь на свои силы и помощь солдат, прибегли к молитве. Молились иконе Спаса Нерукотворного в храме, служили молебны, вынесли из церкви эту икону, обошли с нею свои слабые укрепления. И помощь пришла. Черные густые облака закрыли небо. Началась вьюга, метель, буря. Снег и резкий ветер ударил в лицо осаждающим. Очевидцы из числа наступающих вспоминали, что впереди была тьма непроницаемая, ничего не было видно даже на шаг, а сзади наоборот все было ясно. Думали подождать, не пройдет ли эта буря, метель, но она час от часу только усиливалась. Не вытерпев пронзительного ветра со снегом, который ужасно резал лица, они в ужасе побежали назад, решив, что все это было не так просто. Бурю, прогнавшую их, приписали чуду, сотворенную иконой Спаса Нерукотворного. Это был последний приступ! Больше о попытках захватить Трехсвятское (Елабугу) уже никто не думал. Весной (1774) в Тресвятское прибыли гусары, и едва отдохнувши пустились прямо в Танайку и начали рубить повстанцев, а также танайцев и всех кого заставали на улице. Тоже сделали и в соседних селах. Таким образом, во всех окрестных селениях был водворен порядок.

Вернемся теперь опять к Пугачеву, который прибыв под с.Трехсвятское (Елабуга), расположился на ночевку со своим штабом недалеко от села на реке Тойме, там откуда хорошо просматривалась Мензелинская дорога. Он опасался, гнавшегося за ним подполковника Михельсона, и хотел обезопасить себя от внезапного нападения. Оставшиеся в живых от истребления гусар повстанцы рассказали ему, что село Трехсвятское не сдалось и что многие их товарищи были изрублены. После таких сведений понятно было, какой приговор должно было ожидать лежащее перед ними село. Численность подошедшего войска, с достоверностью можно было определить двадцатью пятью тысячами, если не более и никаких шансов спастись у жителей села не было. Они, видя себя со всех сторон окруженными, ждали только часа, когда их раздавят и уничтожат. Наступала ночь, старцы, жены, все, даже дети молились Богу, иконе Спаса Нерукотворного. И случилось опять невозможное. Прошла ночь, проснувшись утром Пугачев первым делом, выйдя на улицу, хотел посмотреть на Трехсвятское и – не увидел его. Предводитель восставших внезапно ослеп, сначала он подумал, что это со сна, поэтому умылся и стал протирать глаза. Но глаза хоть и были открыты, но не видели ничего. Весть об этом поразила всех, повстанцы с трепетом смотрели на село, особенно на храм Спасителя и какой-то непонятный страх овладел ими. Внезапная слепота Пугачева, быть может, покажется кому невероятною, но всеобщие свидетельства и воспоминания очевидцев – достаточно подтверждают истину этого события. Более всех, как и следовало, был поражен сам Пугачев. Внезапное ослепление для него показались, перстом Божиим – и он не знал на что решиться. В сопровождении приближенных, хотел отправиться в Трехсвятское – чудно дело! – помолиться Спасителю; но раздумал, чтобы не испугать жителей. Наконец, из своих приближенных, он выбрал одного своего представителя и послал его в село помолиться за себя. Представитель смиренно прибыл в храм и пред иконою Спасителя был отслужен молебен за здравие императора Петра III. Трудно поверить, но он просил жителей, чтобы они позволили войскам «государя» пройти через село, уверяя, что они будут при этом в безопасности. Представитель вернулся к Пугачеву, который к тому времени вдруг прозрел, его войско стало изготавливаться в поход. Собравшись, повстанцы потянулись к селу, по дороге, которая лежала близ Николаевской церкви. Жители ужаснулись, побежали в свои дома, заперлись, окошки закрыли ставнями и робко смотрели в щели, ожидая, что будет дальше.

На самой дороге, по которой надобно было проходить, стояла башня, двери ее были открыты и через них потянулись пешие и конные толпы Пугачева. Они оборачивались, смотрели на дома, но шли своею дорогою. Надобно было проходить близ самого храма Спасителя, крещенные бунтовщики снимали шапки, крестились и кланялись, и не сделав никаких неблагопристойных поступков, они вышли из села, и пошли по дороге к селению Лекареву. Эта неистовая и буйная толпа, озираясь назад, шла тихо и безмолвно, как будто предводительствовал ею не Пугачев, а какая-то непостижимая сила. В шести верстах за логом, перешедши мост на речке Танайке, у деревни Колосовки, они отдохнули, и будто вырвавшись на волю зашумели, закричали, или лучше, как рассказывают, «заорали, загайгакали», так что вся окрестность, переливаясь в эхо, загрохотала.