В соответствии с приказом Ставки Днепр, вернее, хорошо укрепленный оборонительный рубеж на его восточном берегу, изначально был избран в качестве конечного рубежа отхода
. Сюда по требованию Ставки нужно было в первую очередь отвести артиллерию. На него надо было отвести и как можно скорее, нигде не задерживаясь, и главные силы 20-й и 19-й армий и группы Болдина. Чтобы, используя его укрепления, остановить наступающего противника. Судя по темпам отхода 19-й армии, так оно и было: армия за сутки с небольшим отошла на 40 – 45 км, считая от самой удаленной левофланговой дивизии (головные части 20-й армии, несмотря на пробки на дорогах, за чуть большее время прошли более 60 км). При этом ей пришлось преодолеть при ограниченном количестве переправ и налетах авиации две серьезные водные преграды – реки Вопец и Днепр. Здесь отошедшие соединения потеряли еще одни сутки, собираясь обороняться на реке. Вот и появилась версия о промежуточных рубежах, на которых на самом деле до Днепра развертывались только арьергарды.Когда же окружение стало фактом, «наверху» спохватились, и войска получили приказ командующего фронтом отходить с максимальным темпом – до 70 км в сутки, чтобы вырваться из «котла»[194]
. Но что значит 70 км в сутки для стрелковых соединений, не имеющих, по существу, автотранспорта? Артиллерия и обозы соединений в основном имели только конную тягу, но лошадей тоже не хватало. Поэтому стрелковым частям и подразделениям выдержать такой темп было просто невозможно. Вот 112-я стрелковая дивизия (бывшая мотострелковая), в которой в связи с переформированием вместо лошадей временно оставили 3 комплекта автомашин вместо одного, полагающегося по штату, могла бы отходить с таким темпом, но и то только по автостраде, а не по забитым обозами проселкам.Автора могут упрекнуть, что он спорит со своими оппонентами, которые ответить ему уже не могут. Но раньше, в условиях жесткой цензуры, исследователи были лишены возможности публично спорить со власть предержащими. На кухне – пожалуйста. В свое оправдание придется сделать небольшое отступление. В 1981 г. по просьбе ветеранов 120-го гап я написал небольшую книгу об участии полка в вяземских событиях. Весьма влиятельный сын погибшего в окружении начальника штаба полка (сейчас бы сказали – спонсор) предложил издать ее высокой печатью, но потребовалось разрешение военной цензуры, и затея сорвалась. Пришлось пойти на хитрость, и изрядно усеченный по требованию военного цензора Военной академии им. Фрунзе вариант (пришлось убрать из текста все данные о составе и вооружении полка, потерях и прочую крамолу) был опубликован мной за свой счет под видом учебного пособия в 1982 г. тиражом всего 100 экземпляров (см. Приложение 10). Эти небольшие книжечки и были распространены среди ветеранов и родственников погибших воинов на очередной встрече.
На указанные выше противоречия по поводу принятия решения на отход (и другие) в статьях «Военно-исторического журнала» я обратил внимание еще в 1981 г. Тогда же и написал письмо в редакцию этого уважаемого журнала с просьбой разъяснить ее позицию по этому важному вопросу. Ответа не получил. В 1982 г. на конференции в Военной академии имени М.В. Фрунзе, проводимой редакцией журнала, я передал второй экземпляр моего письма прямо в президиум. После окончания конференции мне предложили написать статью о вяземской оборонительной операции. Я сказал, что буду писать на основе архивных материалов. Главный редактор согласился, но предупредил, что эти материалы в военном отделе ЦК КПСС «будут изучать под микроскопом». Стало ясно – правдивую статью не пропустят.
Однако продолжим. Начиная с 6 октября, сведения о действиях противника и положении своих войск поступали нерегулярно. В штабе Западного фронта слабо знали обстановку и, соответственно, не могли доложить в Ставку что-нибудь определенное. Деятельность разведки, нацеленной в новом направлении – на восток, а также в сторону флангов, в должной мере не была организована. Оценка сил противника и его намерений осуществлялась на основе отрывочных сообщений и даже слухов. Все чаще в донесениях и сводках звучало: «Данных о положении частей нет, связи не имеем, высланы командиры для уточнения обстановки».
6.10 в 16.10 в штаб Западного фронта по телеграфу был передан запрос:
«Прошу принять записку генералу Соколовскому. 1081 приказал (видимо, этим позывным пользовался начальник Генштаба. – Л.Л.
) дать объяснение о причинах несвоевременного представления Вами оперативных документов в Генштаб. И почему до сих пор от Вас нет оперативной сводки по состоянию на 10.00 6.10.41»[195]. Фронт и Ставка вынуждены были принимать решения, плохо зная обстановку. Совсем не случайно Сталин вызвал в Москву командующего Ленинградским фронтом Г.К. Жукова.