Вяземский

У патриотических стихов Вяземского до сих пор не было своего исследователя. В лучшем случае их просто бранили, возмущаясь тем, что автор-де был либералом, а потом взялся за казенные военные оды… Даже австрийский исследователь Вяземского Гюнтер Вытженс, менее всего склонный обвинять своего героя в чем-либо, удивлялся тому, что автор выражения «квасной патриотизм» сам на старости лет оказался квасным патриотом. На самом же деле совесть князя была абсолютно чиста — как всякий русский, он искренне вносил посильный вклад в борьбу с врагом. Не его вина, что военные стихи 1853—1855 годов в большинстве своем неудачны: опыта создания таких стихотворений у Вяземского не было (если не считать немногих откликов на победу над Наполеоном), а жанр патриотической поэзии вообще невероятно труден. Но не приходится сомневаться в том, что, доживи Пушкин до Крымской войны, он полностью одобрил бы патриотический порыв Вяземского. И совсем не случайно в августе 1856-го князь получил медаль на андреевской ленте в память о минувшей войне…

В 1853 году князь написал и напечатал в нейтральной Бельгии большую (442 страницы) книгу очерков «Тридцать писем русского ветерана 1812 года о восточном вопросе, опубликованные князем Остафьевским». Некоторые из этих статей уже печатались в немецкой «Journal de Francfort» и бельгийской «Independance Beige». Как и некогда ответ Кюстину, «Тридцать писем…» предназначались для европейской публики и писались Вяземским по-французски (русский перевод этой книги был сделан П.И. Бартеневым в 1883 году для Полного собрания сочинений). Французская проза князя, как водится, немного напыщенна, но изысканна и блестяща. В цикле из тридцати статей автор рассматривает расстановку политических сил в воюющих странах, состояние их экономики, критикует (часто довольно остроумно) политику Англии и Франции. Как и во всяком «экспортном» сочинении такого рода, львиная доля текста была посвящена величию России, сплоченности русского народа вокруг императора, Православной церкви и т.д. Вряд ли «Письма…» пользовались каким-либо успехом — книг такого толка появлялось в Европе немало и по заказу правительства, и, так сказать, по велению души, но, естественно, изменить отношение враждебно настроенных к России людей они не могли. Даже вполне расположенный к Вяземскому Карл Фарнхаген фон Энзе отозвался о «Письмах…» резко отрицательно, найдя в них «дурной тон».

Два года спустя, в 1855-м, Вяземский переиздал «Письма…» уже в швейцарской Лозанне и тогда же выпустил 60-страничное приложение к ним («Trois nouvelles Lettres d'un V'et'eran Russe»[105]), В 1856-м в Бреслау вышел немецкий перевод («Die Orientalische Frage»[106]). «У нас должны бы всячески поддерживать такого рода вылазки против неприятеля, — записал князь для себя. — Но наши дипломаты держатся одного правила: быть ниже травы, тише воды, и заботятся об одном: как бы покойнее и долее просидеть на своем месте. Это миролюбие, эта уступчивость и накликали на нас войну. Будь наша дипломатия зубастее, и неприятельские штыки и ядра не губили бы тысячи и тысячи наших братьев… Я не обольщаюсь достоинствами своей брошюрки и не придаю ей цены, которой иметь она не может, но я твердо убежден и вижу тому доказательства, что подобные публикации действуют на умы сильнее и успешнее, нежели многие дипломатические ноты… Наш Царь, спасибо ему, умеет говорить за себя и за Россию, но глашатаи его тщедушны, малодушны и дуют в соломинку. Пора бы всех их, или почти всех, на покой, благо они так любят покой, а поставить людей плечистых и грудистых, людей, от которых пахнет Русью и которые по-русски мыслят, чувствуют и говорят». Николай I словно почувствовал это желание Вяземского — князь Горчаков вскоре получил новое назначение в Австрию именно за русское происхождение…