Вибратор (СИ)

Еще темно, но слышно, как шумит деревянный станок. Знакомый гном, не замечая Гвидона, опять чего-то точил, низко склонившись над вращающейся деревяшкой. На его голове теперь - старая армейская ушанка, непонятно какой армии. Или это даже не прежний, другой старик, причем не горбатый? Прежний, вроде бы, горбат?

До сих пор ни один из этих карликовых токарей не произнес ни слова. В комнате сейчас молчали. Гвидон курил трубку и одновременно пил чай. Почему-то Ирен не появлялась, только иногда звонила. Гвидон ощущал, что ему теперь стало скучно самому с собой, мало самого себя. Сейчас он думал о Ирен всегда, непрерывно, начиная с того времени, как просыпался. Ночью, во сне, впрочем, тоже думал.

С её появлением в этой трущобе возникло ... Что?.. Может быть, радость? Такое необычное здесь ощущение. А можно ли как-то не по-мужски уцепиться за нее и с ее помощью выбраться из этой безнадежности? А вдруг он, Гвидон, не утолил, не удовлетворил ее изощренные потребности? Гвидон бесконечно вспоминал происшедшее. Верил, что можно что-то исправить, сейчас придумывал композицию еще одного будущего соития, акта любви, любовного поединка, его подробности, детали.

Положив свой старый сотовый телефон на табуретку перед собой, он бесконечно смотрел на него, ждал одного: звонка. По телефону Ирена с удовольствием рассказывала об актерах, таких мелких, обыденных, судя по ее словам. О нем тоже много говорила ... или почти о нем ... о неком Гвидоне, созданном в ее воображении. Произносились такие неожиданные для него комплименты.

- Я почувствовала настоящего мужчину, - услышал он, когда Ирен позвонила в первый раз. - Тогда, когда ты в первый раз покорил меня. Ты умеешь покорять, даже принуждать. Тебе невозможно не подчиняться.

Он даже оказался жестоким. Как-то узнал от Ирен:

- Когда женщина говорит мужчине о его жестокости - это комплимент для него.

Оказывается, Гвидон охотник, охотился на львов и поразил Ирен своей храбростью. Непонятно только откуда львы на юге Франции? Какие удивительные поступки он совершал в воображении Ирен. Миллион алых роз, ее портрет на иллюминаторе яхты, нарисованный им бриллиантом на своем кольце - это еще ничего. Еще оказалось, что рядом с Сан-Тропезом у него немалое жилье.

- ... Такая неожиданность! Оказалось, что недалеко от Ниццы и Сантропезки у тебя свой остров, на нем - своя вилла, даже дворец! Однажды ты, так неожиданно, бросил к моим ногам соболью шубу. Или соболиную? Уже давным-давно меха не носят, никакие шубы не делают, а ты вот взял и добыл. Поразил. Бросил так на горячую палубу. Я ее потом надевала даже в жару, прямо на бикини.

Как много нового Гвидон узнавал о себе. Иногда даже злился на своего двойника, созданного вибратором. В ее воображении Гвидон трепетал, порхал, бил разноцветными крыльями. Часто воображение Ирен никак не совпадало с реальностью. Однажды они веселились на яхте Гвидона, а та неожиданно получила пробоину. Появилась дырка, вода хлынула в каюту, как в ванну, но Гвидон заткнул эту пробоину пробкой от шампанского. Они спокойно пошли к берегу, а веселье продолжилось.

- Утонула? - осторожно спросил тогда Гвидон. - Яхта утонула?

- А ты не помнишь?..

"Как много добивался мой виртуальный двойник элементарными деньгами! Кажется, там, возле Сантропезки, еще в ходу какое-то подобие денег, вроде бы, биткоинов".

Теперь появилось их общее, Гвидона и Ирен, воспоминание. Однако при этом звонки Ирен становились все реже, в последнее время они совсем умолкли ... и кто знает, может навсегда? Сейчас Гвидон несколько дней сидел, глядя на телефон.

Молчаливый старый карлик соединял детали трубок, умело и быстро... Вот, кажется, закончил. Поднял одну трубку, блестящую, новую, с удовольствием разглядывал ее при свете окна. Снял шапку, вытер ей потную лысину. Гвидон видел отражение лампочки в ней.

- Дожили! - совершенно внезапно произнес этот старый гном. - Первой категории потребителей теперь утконоса по кило на руки дают. Второй категории тоже - по полкило утконоса и еще мамонтовой колбасы.

Голос у карлика оказался мощный, низкий, как у настоящего мужика.

- Большое человеческое мерси! - старик, казавшийся сторонним призраком, обратился, вообще, прямо к Гвидону, - Ты хорошо придумал: свое средство производства, свой деревянный аппарат, сдавать в аренду. Все равно людям вокруг делать нечего, и товара в этом мире нет. Я оставил тебе гонорар - солидный, на уровне перкапотребов. Полный соцпакет, - его последние слова прозвучали, когда открылась входная дверь. - Все, давай работай. Бога не забывай.

Обнаружилось, что на столе в кухне теперь стояли бутылка самой настоящей хлебной водки и банка консервированной осетрины, старой, лет пятидесяти, с полустёршейся надписью.

"Пригодится для будущего торжества", - подумал Гвидон.

И тут так внезапно раздался звонок, давно ожидаемый и все равно внезапный. Гвидон, разглядывавщий банку, бросил ее и схватил телефон.

- Привет, чувачок... - раздалось оттуда.