Вид из окна

- Михал Иваныч! - смутилась Вера. - Я же еще и слова вам не сказала!

- А мне и не надо ничего говорить, я и так все вижу, я же радуюсь за тебя, искренне.

- Михаил Иванович генерал ГРУ, - пояснила Словцову Вера.

«Вот откуда хорошие стартовые возможности для сына», - уяснил Павел.

Машиной, в которую пригласил их Зарайский-старший, оказался прошедший евроремонт ЗИС-115, сталинский ампир автомобилестроения. Павел одобрительно покачал головой, осматривая боевого генеральского коня.

- Наш ответ Чемберлену, - подмигнул ему Михаил Иванович, - терпеть не могу все эти современные приплюснутые тачки. Тачки - они, чтобы песок в лагере таскать. А это - машина.

- Согласен, - подтвердил Павел. Ему тоже нравилась основательность ЗИСа.

- Вера, правда, немало вложила в его вторую жизнь, зато приятно посмотреть в лицо владельца «Ламборджини», когда мы его делаем на трассе.

- А делает?

- Ну, во всяком случае, тягаться может. Не в моем возрасте в догонялки играть. Уж если только достанут сильно. Вера, куда тебя везти, где нынче остановишься?

- Павлу интересен будет Центр. Пробки, конечно, но я сама с удовольствием подышу исторической Москвой. На Арбат, Михаил Иванович.

Даже на Каширском шоссе ощущалась плотность движения. Теснота эта после таежных просторов настораживала, даже немного пугала. «Ипподромный ритм жизни», - называл такую суету Словцов. Мегаполис, как и положено, напоминал муравейник, кричал и мигал рекламами, укрывался от глаз Божьих смогом и все же дышал наступающей весной.

- А кто у нас Павел? - спросил генерал.

- Поэт, - опередила Словцова Вера.

- Настоящий?

Павел пожал плечами. Но все же сказал:

- Слишком громкое слово. Я обычно уворачиваюсь от таких лобовых вопросов, предпочитая более широкое по смыслу и менее обязывающее по значению - «литератор».

- Если настоящий, значит, без денег и без цели, - сказал как будто самому себе Михаил Иванович.

- Так точно, товарищ генерал, - согласился без обид Павел, хотя о цели можно было бы поспорить.

- А это вовсе не означает плохо, - опять же самому себе заметил Михаил Иванович. - Хотя, чем ярче поэт, тем лучшая он мишень, не так ли? С легкой усталостью от людской суеты и бессмысленности? - повернулся он вдруг к Павлу.

- Угу, - вновь честно согласился Павел, и продолжил:

«Никому из нас не жить повторно.

Мысли о бессмертье - суета.

Миг однажды грянет, за которым -

Ослепительная темнота...

Из того, что довелось мне сделать,

Выдохнуть случайно довелось,

Может, наберется строчек десять...

Хорошо бы, если б набралось».

- Это не Словцов! - определила Вера.

- Это поздний, незадолго до смерти, Рождественский. Мне не хотелось бы написать когда-нибудь нечто подобное.

- Я слышал, он умирал тяжело - от опухоли головного мозга, - вспомнил генерал.

- А я просто «выбросился в окно», - равнодушно ответил Словцов. - У Рождественского была страшная беда, куда страшнее опухоли, он умирал атеистом. Ну а какое может быть творчество без присутствия в нем Творца? У Рождественского много боли. Много в последних стихах.

- А «в окно» - это как? - шутя нахмуривая брови, вылавливал информацию Зарайский.

- Михал Иваныч, это допрос? - предупредительно спросила Вера.

- Веруня, ты же знаешь, я по другой части, я выведываю! - усмехнулся генерал. - Ну, и вроде как на правах отца, - более смущенно добавил он. - Если ты против, я умолкаю. Хотя нет, мне интересно, как вы познакомились? У вас же не может быть точек соприкосновения! Только не говори, Вера, что ты нашла время для посещения поэтического вечера, которых сейчас и не бывает почти.

- Мы познакомились по объявлению, - спокойно ответила Вера.

- О, дожили, - нахмурился Михаил Иванович.

- А мишенью Павел уже был, тут вы угадали, недавно ему извлекли из плеча пулю.

- Несчастный случай на охоте, - поморщился от возможных предположений генерала Павел и решил их упредить.

- Ну, значит, стреляный воробей.

Дом, к которому подрулил Михаил Иванович, преодолев шлагбаум охраны, судя по всему, был построен еще в начале двадцатого века, а, может, и раньше. Его окружал литой чугунный забор выше человеческого роста, старые липы и клены. Павел бегло огляделся и сразу почувствовал, что здесь находится особый микрокосм Москвы, в нем ощущалось затаенное дыхание истории. «Сивцев Вражек», - прочитал он табличку.

- Вид из окна, - выразил он свое первое впечатление, понятное только Вере.

- Я думаю, вы нас посетите? - спросил, как потребовал, Зарайский. - Мы же тут недалеко. Я тоже живу в интересном доме, - добавил он для Павла, - старая номенклатурная постройка, сталинский модерн.

- Обязательно посетим, куда ж я денусь, - пообещала Вера, чмокнула Михаила Ивановича в щеку и направилась к подъезду.

Генерал, между тем, придержал Павла за локоть, опять пронзил его своим профессиональным взглядом и спросил:

- Ты будешь беречь и любить нашу девочку? Она у нас одна. Но я давно не видел, чтоб ее прекрасные глаза сияли таким интересом к жизни. Знаешь, до этого она была какая-то «замороженная»...