Вид на рай

Для меня дело было ясно, ясно как божий день, яснее ясного. Бить другого человека нельзя. Баста. Неясность и неопределенность возникли, потому что я чувствовал себя беспомощным. Мне нужен был совет. Если бы только можно было кому позвонить! К примеру, Ригемур Йельсен. Рассказать ей, как в действительности теперь обстояло дело в квартире, расположенной точно под ней. Но, естественно, я не мог просто так позвонить, потому что не знаком с нею, для нее я несмотря ни на что чужой человек, даже если мне кажется, что я знаю ее. А что было бы, если бы я позвонил ей как друг, близкий друг? («Ригемур? Послушай, это Эллинг. Свирепая животина снова била ее. Прямо в лицо. Да, даже кулаками. Я случайно оказался в комнате, я занимался своим телескопом и поэтому видел избиение. Что? Вот именно. Подумай, что можно предпринять. У тебя всегда есть на этот счет предложение».)

Я представлял себе зрительно, как я заученным движением набираю, безусловно, не колеблясь, ее номер телефона, который я никогда не забуду, пока живу на белом свете.

«Ригемур? Здесь — Эллинг».

«Ригемур? Это — Эллинг».

«Ригемур? Эллинг».

«Это только Эллинг, Ригемур».

«Это ты, Ригемур? Эллинг».

«Эллинг».

«Ригемур? Эллинг».

«Ригемур? Эллинг. Как говорят англичане: I will speak».

«Эллинг говорит. Ригемур!»

«Эллинг».

«Кто это? Ригемур? Точно? Эллинг».

«Это Эллинг, Ригемур».

«Это только Эллинг».

«Алло, это Эллинг. Привет, Ригемур».

«Квартира Ригемур? Прекрасно. Здесь Эллинг».

«Хей, это Эллинг. Это ты, Ригемур?»

«Послушай, Ригемур, это Эллинг».

«Ригемур? Здесь Эллинг».

«Эллинг».

Особенно мне нравилось «Ригемур? Эллинг!» Коротко и ясно. Без всякой болтовни. Подтекст таков: звонит Эллинг, чтобы сказать тебе нечто.

«Ригемур? Эллинг. Хотел напомнить, чтобы не забыла о шахматном клубе сегодня вечером в культурном центре. Что? Да, в половине восьмого, как обычно. До встречи!»

«Ригемур? Эллинг. Ты получила вторые ключи от входной двери в клуб? Хорошо. Не делай этого. Я обманываю сам. Чао».

«Ригемур? Эллинг. Знаешь, вот только что получил видео с Гру в Рио. Прекрасно, я поставлю кофе».

Из записей сделанных в журнале:

«Ригемур Йельсен в постели в 22.54, после ухода, (предположительно) разрыва с Крыской.

Насилие этажом ниже.

Есть ли видео с Гру Харлем Брундтланн?»

Похороны. Что может быть печальнее? Присутствовали священник, агент из похоронного бюро и я. Еще одна пожилая, неизвестная мне дама. Кто она? Она сидела на самой задней скамье и беспрестанно сморкалась в носовой платок. Бедняжка! Очевидно, в полном смятении. Я сидел впереди. Один. Агент занял место в третьем или четвертом ряду позади меня. Каждый раз, когда я оборачивался (четыре раза), он смотрел на меня с участием. Но меня не обманешь. Я все равно убежден, что он чистил ногти, как только я снова поворачивался к нему спиной. Наплевать. Священник даже не намеревался прятать свою бумажку-подсказку. Нет, я не против. Лучше так. A-то стоял бы и бормотал имя мамы и нелепицу о ней.

Он рассказывал мне о маме. Он рассказывал мне то, о чем я накануне рассказал агенту из похоронного бюро. Даже повторил слово в слово мою ложь, будто мама умерла в вере в Иисуса Христа, Господа нашего и Спасителя.

Потом он взял меня за руку и сказал: «Эллинг». «Эллинг, — сказал он. — У тебя есть я, ты знаешь, где меня найти, если что случится».

«Да», — отвечал я автоматически, хотя не имел ни малейшего представления, где мне его искать. Даже если что и случится.

Я пошел домой.