Мы возвращаемся в пекарню. Сестра пекаря рассказывает Джорджине, что в Сирии она никак не могла выносить ребенка: несколько раз у нее случался выкидыш во время очередной бомбардировки. Ей двадцать шесть, и она очень красивая. Ходит в розовом шарфе на голове. Уже в лагере муж ушел от нее к другой женщине, которая может родить ему детей. В лагере часто справляют свадьбы. Свадебное платье можно арендовать, но белье для первой брачной ночи приходится покупать новое.
Все, с кем мне удалось поговорить в этих лагерях, рассказывали кошмарные истории. Все эти люди жили в Сирии как в аду. Когда это становилось невыносимым, они бросали свои дома и шли в сторону границы, взяв с собой только что, что могли унести. То есть, как правило, ничего, кроме сменной одежды для детей. И это было путешествие через ад. Они рисковали жизнью ежеминутно – и почитали себя счастливцами, если удавалось добраться до границы живыми.
Я смотрю на лагерь Азрак, готовый принять еще 126 тысяч человек. И все эти люди рано или поздно придут сюда, рискуя жизнью, и принесут с собой еще 126 тысяч кошмарных историй.
Я ловлю себя на том, что не могу больше думать о политических разногласиях, о борцах за свободу, террористах и диктаторах со всеми их армиями. Все, о чем я могу думать, – это о том, как хрупка человеческая цивилизация. Еще совсем недавно все эти беженцы жили такой же обычной жизнью, как мы. Они держали магазинчики, торговали машинами, работали на фермах и на заводах, владели фабриками, продавали страховки. Никто из них не ожидал, что придется бежать, спасая свою жизнь и бросив все нажитое, потому что возвращаться будет некуда. Что придется выбираться из страны под угрозой смерти, переступая через изувеченные трупы тех, кто пытался перейти границу до них, но был схвачен или пал жертвой предательства.
Я продолжаю ходить и смотреть, разговаривать с беженцами и с руководством лагерей. Прихожу в больницу, где меня знакомят с Айманом – сирийским волонтером-медбратом. Он совершает свой обычный обход: ему надо переодеть лежачих пациентов. Юношу, которому оторвало ноги наземной миной. Одиннадцатилетнюю девочку – той оторвало нижнюю челюсть во время минометной атаки, в которой погиб ее отец. И я понимаю, что больше не могу думать вообще. Могу только плакать. Сначала мне кажется, что это только я один так реагирую, но потом я замечаю, что Сэм, наш видеооператор, тоже плачет.
Как я это вижу, мир делится на людей, которые хотят, чтобы дети не голодали, и людей, которые стреляют в детей. Возможно, это искусственное разделение, но я точно могу сказать, что комиссия ООН по делам беженцев – на стороне тех людей, которые хотят, чтобы дети не голодали. На стороне человеческого достоинства и взаимоуважения. И это редкое счастье – точно знать, что ты принял правильную сторону. Что ты – на стороне человечества.
Я хочу рассказать вам о своем друге, Терри Пратчетте, а это нелегко. Я расскажу то, чего вы, скорее всего, не знаете.
Кто-то, возможно, встречал этого обходительного джентльмена с бородой и в шляпе и с тех пор думает, что познакомился с сэром Терри Пратчеттом. Поверьте, это не так.
На сай-фай конвентах вам часто дают куратора – человека, который станет присматривать за вами и водить с мероприятия на мероприятие, чтобы вы по дороге не потерялись. Несколько лет назад я столкнулся с кем-то, кто курировал Терри на конвенте в Техасе. Его глаза буквально затуманились при воспоминании о том, как он водил Терри с группы к книготорговцам и обратно.
– Какой милый старый эльф этот ваш сэр Терри! – сказал он.
А я подумал –
Давно, в феврале 1991 года, мы с ним ездили в автограф-тур с «Добрыми предзнаменованиями» – книгой, которую написали вместе. Мы могли бы вам порассказать массу не-только-смешных-но-и-правдивых историй о том, что с нами в этом туре приключалось. Терри упоминает несколько из них в этой книге. Данная конкретная история вполне правдива, но она не из тех, что мы обычно рассказываем.