Вид с крыши

— Ника, прости меня… Я дурак. И все время веду себя по-дурацки…

— Алекс, о чем ты?..

— Я хочу, чтобы было, как лучше, но у меня ничего не получается… Ничего… Я все делаю не так…. Вот и сегодня я не должен быть здесь, ты не должна видеть меня таким, а я…

— Алёша… — Это имя само вырвалось из груди Вероники. Она подняла руки и обхватила голову Алекса, крепче прижав его к себе. — Не говори так. Тебе было плохо, и я захотела хоть как-то помочь…

Алекс обнял ее за спину, вплотную притянув к себе. Его дыхание стало неровным и тяжелым.

— Твое сердце колотится… — прошептал он. Вероника обняла его за плечи, такие широкие и сильные. Все вокруг перестало существовать. Был только ОН, ЕГО обжигающее тепло, ЕГО горячее сбивающееся дыхание, ЕГО руки, крепкие, сильные, нежные. Она будто таяла в его объятиях, исчезала в них, растворялась без остатка. Ее больше не существовало нигде, только в этом вдруг замершем миге, в ощущении ЕГО души, ЕГО тела, биения ЕГО жизни… И она была полностью ЕГО. Ей было все равно, что может произойти, что произойдет. Главное, она была с НИМ.

— Ника… у меня будет ребенок…

Слова шли откуда-то издалека. Непонятные, странные, но его. Будет кто? Ребенок? Зачем? Какой? Чей?

— Где-то в конце декабря…

Декабрь? Причем здесь декабрь?

— Элина должна родить… Сказали, девочка…

Вероника уперлась ладонями в плечи Алекса и отстранилась от него. Он выпустил ее, не пытаясь удержать.

— Элина беременна?.. От тебя?

Алекс не поднял головы. Он смотрел в пол, положив руки на колени и сжав ладони в кулаки. Вероника ухватилась за край стола, потому что ноги совсем не держали, и опустилась на стул. Туман. В мыслях, в чувствах, во всем мире сплошной туман. Что сейчас произошло между ними? Что это было? И что будет теперь? И будет ли что-то? И должно ли быть? И может ли?

— Я с ней, служа в армии, познакомился. Она в магазинчике продавщицей работала. За ней треть нашей роты ухлестывала. Ну и я за компанию. А она согласилась встречаться именно со мной. Все как-то несерьезно было. По крайней мере, мне так казалось… Потом я демобилизовался, когда мама заболела. А в конце июля она вдруг приехала, объявила, что беременна, что аборт делать не собирается и… Ну, в общем, теперь живем с ней вместе… Как-то так.

— Ты ее любишь? — чуть дрожащим голосом тихо спросила Вероника.

Алекс вскинул на нее взгляд, от которого ей стало не по себе, и тут же опустил голову, судорожно сглотнув.

— Нет.

Ответ был твердым, словно гранитный булыжник. У Вероники вдруг отлегло от сердца. Этот вопрос ее мучил больше всего. Но тут же тяжелой удушливой волной накрыл другой вопрос: что делать дальше? Даже если он и не любит Элину, у них скоро будет ребенок, а значит, настоящая семья. А Вероника по-прежнему никто. Она даже не знала, что чувствует к ней Алекс. Он никогда не говорил об этом, даже не намекал. Не было ни одного поцелуя, ни одного обычного нормального (как у них с Иваном) свидания. Не было НИЧЕГО!

Вероника поднялась, налила воду в чайник и подожгла горелку. Она не знала, о чем говорить, как себя вести. За привычными хлопотами на кухне было легче скрыть то, что творилось в ее душе. Было ощущение трещины, которую уже ничем не склеить, никак не убрать. Раньше все было запутано непонятно, а в последнее время почти беспросветно, но все же оставалось это «почти», которое давало хоть какую-то, совсем слабую, но надежду. А сейчас возникло непроницаемое беспрекословное ощущение безысходности.

Алекс молчал, Вероника тоже. Она заварила чай.

— Может, все-таки выпьешь?

Алекс поднял глаза и посмотрел ей в лицо. Вероника почувствовала, как начали дрожать руки. Чашка и блюдце, которые она держала, звякнули друг о друга. Алекс встал и подошел к ней. Чашка поехала вниз, но Алекс подхватил ее. Он взял, оставшееся у Вероники в руках блюдце, и поставил посуду на стол.

— Ты сейчас все перебьешь.

Он стоял совсем близко и смотрел на нее сверху вниз, а Вероника снова утопала в зелени его глаз, не в силах отвести взгляд.

— Ника… я пойду… — тихо сказал Алекс.

У Вероники вдруг возникло ощущение, что это конец. Сейчас он уйдет, она закроет дверь, и все. Больше не будет ничего. Никогда. Та незримая нить, которая не смотря ни на что, до сих пор непонятным образом связывала их, вдруг порвется.

— Алекс… — и дальше она произнесла то, что никак не собиралась говорить:

— Твоя мама, тогда, в больнице, сказала мне, что ты из-за меня пошел в армию, хотя уже поступил в институт. Это правда?

Во взгляде Алекса что-то изменилось. Заполнявшая глаза печаль вдруг исказилась болью. Он сжал губы.

— Ника… я хочу, чтобы ты знала: самый близкий и дорогой для меня человек — это ты… И больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива… И еще знай, что всегда можешь положиться на меня, что бы не случилось.

Вероника растерялась от такого признания. Широко раскрыв глаза, она смотрела на Алекса и пыталась осознать то, что он только что произнес. И тут раздался звонок в дверь.