Вид с пирамид

Хозяин и сам не знал, радоваться их приходу или нет. Конечно, для его заведения это была прекрасная реклама — заманчиво прослыть владельцем погребка малостранских художников, но с другой стороны, с ними одно горе. В прошлом году, например, они устроили рождественскую елку на столе и прожгли скатерть. А в позапрошлом наносили ведерком снегу и принялись обстреливать снежками постоянных клиентов — у тех. видите ли, реакционные взгляды на искусство. И вдобавок облепили свечками старый «шевроле», принадлежавший одному молодцу из их компании, зажгли свечки, вытащили приятеля из-за стола, посадили в машину, а он — ведь вот какой деликатный человек — даже не рассердился. Так со свечками и доехали на своей тарахтелке до Карлова моста, там уж свечки погасли. — Странные люди! Но счет у них солидный, платят они сообща, а деньги между собой собирают. Только бы не галдели так.

Из года в год в полдень сюда заходил старый, очень старый человек в длинном пальто-реглан. У него изборожденное морщинами лицо с беззубым ртом и такие руки, что по ним, как по срезу старого дерева, можно сосчитать прожитые в тяжком труде годы. Он переходил от столика к столику, и всюду его встречали приветливо и радушно. Шумные компании тотчас же затихали, и старик, развязав розовый платок, угощал каждого кусочком витого рождественского хлебца. В этом было что-то напоминающее библейские сказания или сказку о чудесном старичке с Малой Страны. И когда брошенное кем-то вскользь слово пробуждало его воспоминания, он принимался за свой рассказ.

А рассказывал старик всегда одно и то же — о том, как он с Фердинандом Лессепсом строил Суэцкий канал. Видимо, это было самое волнующее событие в его жизни, и поэтому ему казалось вполне уместным всегда и повсюду рассказывать о нем. Имя этого человека я то ли забыл, то ли вообще не знал. Но мне не забыть гордого блеска старческих глаз, когда он рассказывал нам, зеленым юнцам, еще только вступавшим в жизнь, какое это было грандиозное строительство — и он был его участником.

Несколько лет спустя я попал в Порт-Саид и собственными глазами увидел Суэцкий канал. Тонкая лента голубоватой воды застыла неподвижно — я бы сказал, покоилась в белой, выцветшей равнине, скудной, сыпучей и сухой. А вокруг разбросала свои железные аксессуары цивилизация. Паутина проводов, дорожные знаки, рекламные стенды и семафоры. Так вот он, Суэцкий канал! На первый взгляд ничего особенного!

Около 161 километра в длину, не более 120 метров в ширину (только в одном месте 150 метров). Наибольшая осадка судов 10 метров, поскольку глубина самого канала всего лишь 12–13 метров. Но, несмотря на это, по каналу проходят громадные океанские пароходы и военные крейсеры. Ганзелке и Зикмунду удалось запечатлеть на пленке даже британскую авиаматку. Она возвышается, точно пузатый небоскреб, над плоской белой равниной. Кажется, ее борта, как своды, нависают над гранитными берегами.

Просто диву даешься, насколько узок Суэцкий канал! Куда ему до Влтавы! И абсолютно никакой пышности! Никаких пилонов, колоннад или стопудовых статуй из гранита — вот египетские фараоны, те строили иначе! И только на западном волнорезе в Порт-Саиде, на прекрасном пьедестале возвышалась семиметровая фигура из бронзы, увенчанная лавровым венком. Старомодная фигура во фраке с перекинутым через плечо пальто. Памятник Фердинанду Лессепсу.

На пьедестале памятника торжественная надпись: Apperire terram ventibus (Открыть землю человечеству). Таким громким и красивым словам охотно верят. А те, кто их произносит, часто начинают в них верить сами.

Фердинанд Лессепс был дипломатом. Ему еще не исполнилось и тридцати лет, когда французское правительство направило его в Каир. Там он познакомился с юным офицером Вагхорном, одержимым идеей соединить моря Европы и Азии, прорыв канал через Суэцкий перешеек. Вагхорн принадлежал к числу идеалистов и восторженных мечтателей. Он разбудил в душе Лессепса честолюбие и страсть к авантюрам.

Лессепс, очевидно, был искренним поборником развивавшегося французского капитализма, но умел ли он заглянуть в будущее? Мог ли он предполагать, что задуманное им, смелое и, несомненно, рискованное предприятие— канал — превратят в одну из баз мирового империализма? Сделают очагом пожара на Среднем Востоке?

А если Лессепс даже и понимал сущность империализма, то все же имел в виду только интересы империализма французского. Он мечтал о славе Франции и горько переживал, когда впоследствии господствующее положение во Всемирной компании Суэцкого канала занял английский капитал. Лессепс так и не понял, что у империализма нет иной родины и иного родного языка, кроме золота.