— Ты забыл, что означает, что я что-то увидела, — обратилась она к Максу. — Это ведь вовсе не означает, что мы найдем девушку и предупредим ее. Ничего подобного. Она умрет.
Она замолчала.
— Боже, я устала от такой жизни. Я устала видеть жестокость и не быть в состоянии предотвратить ее. Я устала видеть невинных людей, которые попадают в беду, и не быть в состоянии помочь им. Я устала от этой жизни, наполненной трупами, изнасилованными женщинами, изуродованными детьми, кровью, ножами и пистолетами.
— Я знаю, — мягко сказал Макс. — Я знаю.
Она подошла к бару и открыла бутылку бренди.
— Я не хочу служить громоотводом в несчастьях других людей! Я хочу помогать предотвращать эти несчастья, искоренять эти несчастья, предупреждать их.
Она налила себе бренди.
— Если Господь Бог наградил меня даром всевидящего ока, черт возьми, тогда я должна обладать и божественной силой тоже! Я должна обладать способностью пуститься в погоню в нужный момент и отыскать человека, за которым мы следим. Я должна обладать силой заставить его сердце, прежде чем оно разорвется, сжаться от страха перед этой силой. Но я не Бог. Я даже не какой-нибудь совершенный механизм. Я будто половина радиоустановки: я могу только принимать, но не могу передавать. На меня можно воздействовать, но я воздействовать не могу.
Она залпом выпила бренди, как это обычно делал Лоу.
— Я ненавижу это. Ненавижу. Почему именно
Позже, прощаясь в дверях, Лоу сказал:
— Я бы предпочел, чтобы вы остались ночевать у меня.
— Мы уже видели твою комнату для гостей, — пошутил Макс. — Она вся завалена книгами и журналами, но не мебелью. Мы высоко ценим твой интеллект и размеры твоей библиотеки, но мы бы не хотели спать на пачках старых газет.
— Я мог бы перейти на диван в гостиную, — сказал Лоу. — А вы бы спали в моей комнате.
Мэри чмокнула его в щеку.
— Ты очень заботливый, Лоу. С нами все будет в порядке. На самом деле. По крайней мере сегодня ночью.
Четверг, 24 декабря
Глава 12
Посреди ночи ливень переместился с океана на сушу. Он вылизал голую землю, пригладил сухую траву и барабанил по асфальту.
Он припарковал «мерседес» в конце малой дорожки вымощенной улицы и выключил мотор. Темнота поглотила машину. Света было так мало, что он едва мог различить свои собственные лежавшие на руле руки. Единственно различимым звуком был неутомимо колотящий по тротуарам и крышам дождь.
Он решил подождать, пока буря уляжется. В Южную Калифорнию пришел сезон дождей. Однако такая густая облачность, как в этот вечер, редко держалась долго.
Огромный нож лежал на сиденье рядом с ним. Его тянуло к нему, и он взял его в руки. Он едва мог различить его в слабом свете, но его осязание вызвало в нем нервное возбуждение в такой же степени, как и созерцание хорошо отточенного лезвия. Он провел одним пальцем по лезвию ножа, не настолько сильно, чтобы пустить собственную кровь, но достаточно твердо, чтобы почувствовать энергию смерти, в настоящий момент инертную, но уже заключенную в закаленную сталь.
В десять минут второго дождь стал ослабевать и перешел в изморось. А еще через пять минут прекратился совсем. Открыв дверцу машины, он вышел из нее.
Воздух был чистый и холодный. Ветер совсем стих.
Примерно в миле слева от него и ниже ночь вокруг порта была пронизана огнями, похожими на рождественскую иллюминацию.
Единственное освещение вблизи исходило от одного из трех коттеджей, расположенных в двухстах ярдах к западу. Эти дома выстроились вдоль скалы, повернувшись фасадами к морю, а свои задние дворы обратив к тупику покрытой щебенкой дороги.
Самый северный из коттеджей, принадлежавший Эрике Ларссон, отстоял от своих соседей ярдов на семьдесят и был со всех сторон окружен деревьями. Свет лился из всех его окон.
Как он и предполагал, Эрика еще не ложилась спать. Вероятно, работала над одной из своих акварелей. Или доделывала другое, написанное маслом в серо-зеленых тонах полотно.
Он обошел «мерседес» сзади и открыл багажник, до предела заполненный оружием: итальянский револьвер, два ружья и семь пистолетов, ящики с патронами. Он выбрал автоматический кольт сорок пятого калибра. Он был уже заряжен. Собственно все пистолеты были заряжены. Он сунул кольт в карман своей куртки и закрыл багажник.
Придерживая нож на боку, он пошел вниз по грязной дорожке в сторону освещенного дома. Ночь была такая беспросветно темная, что он недосмотрел и угодил в рытвину на обочине подъездной дороги. Его ботинки испачкались в грязи.
Мэри бормотала во сне.
Ей снилось, что она с отцом. Он выглядел так, как тогда, когда ей было девять лет, себя же она видела еще девочкой. Они сидели вдвоем на подстриженной зеленой лужайке. Солнце стояло в зените, оно сильно палило — нигде нельзя было спрятаться.