Видение былого

Вот так я впервые и увидел Конана. Сурового, настороженного мужчину с обнаженным мечом в руке, в темной одежде, украшенной гербами с золотистыми хищными леопардами Пуантена…

В момент серьезной опасности мы все соображаем очень быстро. Я справился с сильнейшим желанием завопить и промолчал. Сейчас было не время изображать верноподданного. Вдобавок, я никогда не относил себя к таковым.

Рассказывать приходится долго, а на самом деле все заняло несколько мгновений. Ровно столько, сколько мне понадобилось, чтобы подняться на ноги и прижаться к стене, пропуская маленький отряд, неизвестно как проникший во дворец. Они проскочили дальше по коридору и исчезли. Я ни капли не сомневался – они шли убивать. Где ж вы видели, чтобы власть – королевскую власть! – отдавали добровольно? Я – нигде.

На следующий день было все, что полагается: сдержанная паника среди придворных, бесконечные клятвы в безоговорочной верности, флаги, трубы, радостно вопящие толпы на улицах… Но – на следующий. А я никогда не забуду, как несколько человек в полной тишине прошли мимо меня и скрылись в темноте. Какая-то часть моей души требовала, чтобы я пошел за ними, но я в кои-то веки проявил здравомыслие. Нечего мне было там делать. Я записываю историю, но пока не собираюсь ее создавать. Пусть этим занимается кто-нибудь другой.

Все, на что я решился – спустя некоторое время вернуться к лестничному пролету и послушать, что творится внизу. До меня долетели негромкие спорящие голоса, потом – лязганье вытаскиваемого из петель тяжелого засова и шорох открываемых створок. Этот шорох я очень хорошо изучил – с таким звуком открывалась дверь тронного зала.

…На моих глазах, как это ни высокопарно звучит, творилась история, происходили события, о которых позже будут сложены легенды и предания. Они очень красивы, эти легенды (по крайней мере, те, которые я слышал), но почти ни в одной из них нет и единого слова правды. На самом деле, все случилось быстро и тихо, оставшись незамеченным никем из обитателей дворца, кроме некоторых полуночников. И уж, конечно, не столь возвышенно, как об этом рассказывают на улицах и перешептываются во дворце.

Так уходила в бесконечность династия, давшая миру немалое число как достойных правителей, так и негодяев. Исчезали в небытие Эпимитрии, наследники Эпимитриуса и Алькоя – распутники и строители храмов, завоеватели, полководцы, наподобие Сигиберта Великого и законченные идиоты, жрецы изящных искусств, возводившие прекрасную Тарантию или сжигавшие, по хмельной прихоти, древние города; колдуны и святые, неудачники, палачи, герои, благороднейшие рыцари и насильники; транжиры, скопидомы и собиратели земель, весельчаки и черноризные лицемеры-ханжи, слабоумные ублюдки и гении- И, разумеется, ничем не примечательные посредственности…»

Я частенько думаю о том, что новая, свежая кровь династии Канах омыла собой начинающую плесневеть Аквилонию и предоставила моему древнему государству возможность выйти из тупика, куда его загнали вырождавшиеся потомки Эпимитриуса.

Двадцать семь лет правления Конана изменили облик мира. Пускай границы остались прежними, пусть Немедия, Офир, Зингара и даже Пиктская Пуща сохранили положенные историей пределы и Конан не получил запоминающегося прозвища (вроде «Завоевателя» или «Воинственного»), но одновременно Закат словно бы пробудился ото сна, в коем пребывал со времен Сигиберта Великого…

Мы тяжко и долго сбрасывали сонливость, не хотели подниматься с ложа и боялись утреннего холода, однако нас заставили снова встать на ноги. Сила Конана передалась Аквилонии, как привитый на старую яблоню побег дает новую жизнь дереву.

И я уверен – теперь можно оставлять этот мир, в искренней и уверенной надежде: Конн завершит дело своего отца. И пусть даже, как пророчествовал Хозяин Небесной горы, однажды Аквилония исчезнет, но память о нашей краткой и, одновременно, столь примечательной эре, сохранится. И, может быть, рядом с именем короля Аквилонии Конана, неизвестный хроникер будущего вскользь упомянет имя захолустного барона Халька, родом происходящего из Юсдаля, что в Гандерланде…

* * *

Перед рассветом, когда в стороне Немедийских гор появилась алая с золотом тонкая полоска, первый вымпел приближающегося солнца, мы с киммерийцем вернулись в кабинет. Ротан и молодой король заснули прямо в креслах возле камина, и мы, чтобы не мешать, решили побеседовать наверху. Поговорить в последний раз, ибо варвар вместе с Конном собирались утром уезжать в Танасул.

– И как нынче тебя именовать? – поинтересовался я у Конана, когда мы устроились в пахнущей пергаментом и пылью комнатке.- Ты же оставил себе герцогский титул, значит – Ваша светлость?

– Пошел ты…- скривился варвар.- Моей светлости недолго быть таковой. Завтра в Танасуле мы объявим подданным о смене правителя, Конн распустит Государственный совет, даст отставку канцлеру, и все начнется по новой.

– Есть предположения, кто будет новым канцлером? – спросил я.