Видение (ЛП)

Теперь город был тихим, туман размыл края зданий и подарил газовым лампам мистический ореол. Остров Дьявола все еще светился на севере, но влажность смягчала его ровные линии.

Я шла к перекрестку Канал-Стрит и реки Миссисипи. Транспортная развязка Нового Орлеана, мост на U.S. 90, были уничтожены во время войны, а новый переезд был в нескольких километрах дальше по течению. Раньше там был паромный терминал, но он тоже исчез сразу после того, как «Мир Марди Гра»[11] сгорел дотла.

Теперь, если тебе хотелось посетить Алгьерс, надо было заплатить мистеру Бернарду.

Его паром был построен из секции баржи, швы были хорошо сварены и водонепроницаемы. С одной стороны парома были приварены кольца, они были замысловато привязаны к нижней половине длинной эллипсообразной веревки, пересекающей реку.

Мужчина, худой, как вешалка, с жирной загорелой кожей, вышел из своей палатки на краю берега.

— Доброе утро.

— Доброе утро, мистер Бернард. — Я протянула несколько долларов, которые он принял, кивнув, а затем засунул в свой потертый рюкзак.

— Могу я прокатиться?

— Конечно. Правда, рановато.

Я кивнула.

— Не мой выбор. Я нужна другу.

Он кивнул и указал на баржу.

— Поднимайтесь на борт.

Я оттолкнулась от причала и ступила на длинную плоскую баржу, наблюдая, как мистер Бернард развязывает здоровенные веревки, которыми судно было пришвартовано к мутному берегу.

Ходили слухи, что мистер Бернард был педиатром в шикарной клинике в Садовом районе, когда началась война. Его офис был уничтожен в день жестокой схватки во время Второй Битвы в Новом Орлеане, а страшная потеря — потеря детей — изменила его. Он бросил все, что у него осталось, присоединился к военным действиям, а затем стал паромщиком. Вместо того, чтобы бороться с болью потери, он каждый день сражался с бурлящей Миссисипи.

Он бросил веревки на палубу баржи. Теперь, потеряв опору, баржа стала плыть вдоль реки, натягивая канаты, которые удерживали ее от сплава вниз по течению и в конечном итоге в Мексиканский залив.

Он прошел к середине баржи, надевая тяжелые кожаные перчатки на загорелые мускулистые руки, а затем потянул верхнюю веревку, перемещая паром по реке.

Я схватилась за поручень, когда баржа взбрыкнула против течения. Нам нужно было на восток, а бурая река, бурлящая в рассветных лучах, очень хотела увести нас на юг.

Баржа вздрогнула, когда мы наткнулись на ветку дерева, почти сорвав веревку с одной из ее позиций. Мистер Бернард хмыкнул, но удержал руки на веревке.

— Я могу помочь, — сказала я, предлагая внести свой вклад. Но он жестом отодвинул меня и продолжил тянуть, хотя от прилагаемых усилий на его лице уже стали проступать бисеринки пота.

Он сражался с рекой за каждый сантиметр, стиснув зубы и наморщив лоб, боролся, пока мы не преодолели около километра. Возможно, это было его покаяние, отбиваться от Реки Старика[12], из-за битвы, в которой он не смог победить.

Он пришвартовался на восточной стороне реки, сосредоточенно выполняя свою работу, пока я шла к другому концу баржи через палубу. Он будет стоять здесь, пока у него не появится новый клиент, так что если кто-то придет раньше мня, мне придется выбираться вплавь или ждать его.

Или поймать такси в виде ангела.

* * *

Ноги были ватными, земля, казалось, раскачивалась подо мной, когда я снова сошла на сушу.

Алгьерс уже не то туристическое место, которым он когда-то был. Окрестности были изрыты бомбардировками. Стены склада «Мир Марди Гра» давно рухнули, а огромные лица — головы существ, идолы, которые когда-то населяли Марди Гра — все еще выглядывали из развалин.

Так как магия здесь не нанесла особого урона, то, что росло в Луизиане, росло здесь в изобилии. Земля стала ползучим лугом с флорой и фауной, которая помогала кормить тех из нас, кто жил в Квартале.

Как и в первый раз, когда я его увидела, Малахи стоял в роще, убрав крылья. На нем были джинсы и тонкое военно-морское пальто с шестью блестящими пуговицами[13], взъерошенные светлые кудри спускались на плечи. Он был высоким и широкоплечим, с золотистой загорелой кожей. Золотистые глаза, прямой нос, нижняя губа была более пухлой, нежели верхняя.

Если бы не ореол власти, окружающий его, как вторая кожа, можно было бы подумать, что он человек. Но этот ореол трудно было игнорировать.

Я знала Малахи уже месяц, и все еще доверяла ему не до конца. Он был генералом армии Консульства, и его манера общения была почти всегда строго-формальной. Не знаю, было ли это потому, что он был из Консульства, а мы были людьми, или потому, что он был командиром, а мы были кем-то вроде солдат. Или, может, он был таким сам по себе.

Он оглянулся, встретился со мной взглядом и приложил палец к губам. Кивнув и аккуратно ступая по траве, я встала рядом с ним.