Виденное наяву

Некрасов и вправду стоял на залитом асфальтом дворе и курил папиросу, разглядывая отвесную стену многоэтажного дома над театром.

– Здравствуйте, Виктор Платонович, – сказал я, задыхаясь от бега.

– Здравствуйте, Семен Львович, – сказал он, затянувшись «Беломором».

Он цепко всматривался в меня, потом ухмыльнулся:

– Значит, автор подглядывает жизнь в замочную скважину? А как же увидеть настоящую жизнь, если вам ее не показывают? А, хлопчик?

И что-то такое презрительное было в этом «хлопчике». Что-то такое неприязненное… Я никогда потом не слышал, чтобы он к кому-нибудь так обращался. И, откровенно говоря, не мог простить ему этого «хлопчика».

– Пойдемте, – указал я ему на ворота, ведущие на сцену.

Мы прошли через сцену. Посередине горела дежурная лампочка на штативе… В щели дверей сочился в партер тускло-зеленоватый, профильтрованный тьмой фойе и коридоров, откуда-то сверху проникший в театр уличный свет. Подвальный дух стоял в плохо проветриваемом низком зальчике.

– Это что, – спросил Некрасов, спрыгивая со сцены в проход, – здесь начинал Завадский? Я же до войны тут… Ну это знаменитое, с Мордвиновым… Тьфу, черт, как его?.. Шоу!

– Да, – сказал я, – «Ученик дьявола».

– Не знаю, – вдруг продолжил он, – понравился бы мне сейчас этот «Ученик дьявола». Сомнительно…

– Почему? – спросил я. – Говорят, был блестящий, настоящий театр.

– Игры было много… – Он подумал и добавил: – Всякой «фуйни-муйни»…

Вот так у нас и начался разговор, как теперь говорят, «по делу»…

А тем временем мы дошли до фойе, в котором обычно репетировали. Оно было наполнено серым пыльным воздухом, и пылинки явственно стояли в плоских зеленоватых лучах, перерезающих этот густой, неподвижный воздух.

– Мы что, здесь будем говорить? – спросил Некрасов и почесался.

– Можно зажечь свет. Или пойдемте в дирекцию. Или туда, где вы читали пьесу…

– Но там же проходной двор. Может быть, пойдем куда-нибудь? – глянул он на меня хитрым глазом.

– А куда?

– На Рю де ля Пэ.

– Куда? – переспросил я.

– Моя машинистка там живет и пускает нас с мамой, когда мы приезжаем в Москву. Там и переулок тихий. Плотников.

– На Арбате? Где «Диетический магазин»? Так я же живу в пяти минутах ходьбы. Угол улицы Чайковского и Кутузовского проспекта.

– Это где Курортология?

– Все знает, – засмеялся я. – Как раз напротив.

– Туда моих друзей пацан в садик ходит… Пошли?

– Ко мне? – спросил я, не уверенный, что у нас дома все в порядке.

– А куда еще?

И мы пошли.

В те годы многое случалось гораздо проще, чем теперь. А может быть, так кажется? Нет, на самом деле. Ну, скажем, пивные. Они были прямо-таки за каждым углом и безо всякой толчеи и скандалов. «Полуторка с прицепом» – это из тех времен, а означало, для несведущих, сто пятьдесят граммов – полуторка и кружка пива – прицеп. Мы уже прошли мимо одной такой «забегаловки», как Виктор Платонович остановился, весьма лукаво, иначе не назовешь, поглядел на меня – о, этот взгляд сопровождал меня все почти сорок лет нашей дружбы! – и кивнул в сторону пивнушки. Я повернулся – кругом! – и послушно пошел вслед за ним.

Сказочный запах разливного московского пива, который я уже так долго не вдыхал. Мы взяли всего по пятьдесят граммов и по кружечке.

– Дурацкая была идейка разговаривать у вашей директорши, – сказал он. – Только этого недоставало! Скажите, вам всегда приходят в голову такие правильные мысли? – Он взял граненый стаканчик. – Ну, давайте знакомиться, – сказал он. – Вика…

– Сима, – сказал я.

– Это что же, Симон?

– Нет, Семен… Моя нянька была помешана на Серафиме Саровском… И все так привыкли… Скажите, как вы вытерпели всю эту мхатовскую волынку?

– Во-первых, из почтения. По этим коридорам… На этих стульях… Объектив фотоаппарата глядел на того, кого снимал, – вот его портрет… Шутка сказать… Потом Павел Александрович Марков… Любезные разговоры за жизнь… Не угодно ли стаканчик чайку?.. Едал я этот чаек!.. Борис Ильич Вершилов… Я обнаружил вас в «Окопах Сталинграда», как в свое время «Дни Турбиных» в «Белой гвардии»… Солидно… Все неспешно… А во-вторых – гордыня! Гордыня одолела – лучший театр должен ставить лучшего писателя… А как же! Разве не так?.. Всем ли вы довольны?.. Все ли у вас в порядке?.. Сердечный привет вашим домашним… Надеюсь, все в добром здравии? Мы вам тут же пошлем телеграмму…