Все еще прибывая в легкой эйфории от точного, пройденного от остановки, пути, Дин положил учебники рядом с цветочной кадкой, где торчало несколько засохших стебельков, и сел на ступени, пытаясь развлечься очередной фантазией, с главным персонажем мулаткой. Собственно говоря, картинки в голове не складывались. На людях с ней он выглядел вызывающе, в помещении затемненного ресторана она казалась расплывчата. Где же еще? Куда поместить подобную экзотику? Зельда что-то говорила про озеро… Гусиное… нет… Утиное озеро. В жаркий, как сегодня, день положить ее темное тело на белый песок? О, да! И Дин явно представил себе мулатку с уже довольно позабытыми чертами почти неузнаваемого лица. Впрочем, это уже и не Зельда. Это какая-то Рианна6
, с длинными ногами, вытянутыми на берегу моря, в откровенном купальнике и с капельками на животе. И Дин лежит с ней рядом в мокрых плавках, переворачивается набок, дотрагивается, а она ласково говорит ему «привет».– Привет! – услышал Дин и будто очнулся от навеянного сна, не сразу понимая, где он и кто перед ним.
– Привет, мам, – ответил он, различив, наконец, худощавый силуэт родного человека. – Где ты была?
– У соседки. Прости, она меня задержала.
«Конечно же, она!» – мысленно пронеслось у юноши. – «Ты никогда не виновата!»
– Ну, как прошел день? – продолжала мать, слегка погладив сына по голове, как вернувшегося с гулянки любимого котенка.
– Все как обычно, не беспокойся.
– С кем-нибудь уже познакомился?
– Конечно.
– И?
– Что и? Первый день! – фыркнул Дин. – Мам, какие тут могут быть «и»?
– Почему ты такой раздраженный, я же извинилась!? – удивленно выпалила мать. – Ты так долго меня ждал?
– Минут десять, – смягчился Дин, пытаясь выжать улыбку, получившуюся чересчур натянутой и неестественной.
– Значит, есть сильно хочешь. Мужчины почему-то всегда ведут себя очень грубо, когда есть хотят.
– А женщины разве нет?
– Ну, мы многое стерпим и виду не покажем.
– Да уж, это точно. Порою невозможно догадаться, что вы на самом деле чувствуете, думаете, или хотите, – проворчал сын.
– Ох, ох, ох, – передразнила мать. – Какие речи!
Дверь открылась, и Дин сразу же пошел наверх к себе в комнату, чтобы переодеться и избавиться от ненавистной яркой белой рубашки, так как презирал излишний лоск в любом его проявлении.
– Не задерживайся там, и руки вымыть не забудь! – раздался позади повелительный женский голос.
В темно-зеленой футболке, тертых джинсах и кроссовках с липучками вместо шнурков, Дин появился на кухне и, не отвлекаясь на пустые разговоры, быстро проглотил поданный обед из первого и второго, залпом опорожнил стакан с ананасовым соком, затем сложил тарелки пирамидой и отнес в раковину. А мать в это время только заканчивала с супом.
– Ты была в магазине? – полюбопытствовал Дин.
Женщина неохотно кивнула, будто выходя из какого-то загадочного раздумья, и медленно проговорила:
– В холодильнике есть мороженое, хочешь?
На сей раз кивнул юноша, только бодрее. Он мигом раскрыл холодильник и разочарованно причмокнул:
– Большое ведерко…
– Съешь до половины, остальное оставишь нам с папой, – ответила мать. – Сама не знаю, почему я такое купила.
– Пока ем, оно растает.
– А я его снова заморожу.
Последняя фраза матери убедила сына подцепить ногтями крышку и сдернуть ее словно маску с показавшейся за ней бледной рожицы, расписанной клубничными разводами по образу индейского камуфляжа. Ткнув десертной ложкой промеж привидевшихся глаз, Дин вышел на крыльцо и вернулся с забытыми там учебниками.
– На улице слишком жарко, пойду к себе, – бросил он и, получив еще более затяжной материнский кивок, ловко вбежал по ступеням на второй этаж.
Комната Дина, или как ее называли родители – детская комната, больше напоминала едва обжитую туристами палатку. Стопки связанных книг, еще не расставленных на не прибитые полки; кипы белья и одежды, не уложенные в шкаф; не повешенные на стену плакаты любимых рок-групп, редко уже прослушиваемых в виду заезженности; коробка из-под маленького телевизора, набитая игрушками, к которым их хозяин уже вряд ли когда-нибудь притронется; коллекция немного поломанных в дороге самолетиков, приготовленных накануне для ремонта; ищущие место стулья, и стол, нашедший таковое у стены, напротив окна. Надо отметить, что упомянутый стол (как и остальная крупная мебель) предоставлялся в аренду вместе с жилплощадью и его новый, хоть и временный, владелец даже брезговал до него дотрагиваться. Ему также не хотелось засовывать в провонявший чужим запахом шкаф свою одежду и особенно спать на кровати с неизвестным прошлым, пока его комната не подверглась тщательной уборке. Брезгливость Дин унаследовал от матери, которая, в первый же день их заселения в этот дом, сразу взялась за дело. Терла, мыла, чистила с таким яростным усердием, что даже самый дотошный криминалист, после подобной дезинфекции, уже не отыскал бы ни единого отпечатка пальца предыдущих жильцов.